НОВИНКА : ТЕПЕРЬ И АУДИО СТИХИ !!! всего : 1726Яндекс цитирования

РАСКАЯНИЕ ПОЭТА - стихотворение Сатин Н. М.

РАСКАЯНИЕ ПОЭТА

Фантазия

Вера без дел мертва.
Поcл. Иак. II, 26.

Часть первая

Роскошное сельское местоположение. Заря едва начинает заниматься
на горизонте. Юноша стоит на возвышенном берегу реки.

1

Все красоты волшебная природа
Роскошной здесь рассыпала рукой;
Здесь я нашел тебя, моя свобода,
И вновь душа сроднилась с тишиной!

Среди людей с надеждой неизменной,
Восторженный, я долго, долго жил
И, чистою любовью вдохновенный,
Им о мечте высокой говорил!
Но хладный взор, с улыбкой состраданья,
Ответом был на пламенный привет,
И я теперь без сил, без упованья,
Отверженный, непонятый поэт!
Свершилось всё: исчезли ослепленья,
Святых надежд растоптаны цветы,
В душе взвился огонь разуверенья
И умертвил любимые мечты!..

2

Я помню дни протекшего блаженства,
Когда душа не знала суеты
И с верою в идею совершенства
Парила в мир восторга и мечты!
Я был тогда исполнен убежденья,
Что дух любви связует всех людей,
Что он хранит в них искры обновленья
И зиждет им величья мавзолей!
Я, будущность пред ними развивая,
Стремиться к ней напрасно умолял:
Внимали мне... но глас мой, умирая,
На их душе следов не оставлял!
В холодные объятья преступленья
Их эгоизм надолго заковал,
И падший дух из бездны усыпленья
Высоких чувств вновь к жизни не воззвал!

3

Теперь прости, семья родных мне братии,
Прости навек, прости, в нас нет с тобой
Единства чувств, стремлений и понятий:
Мы созданы с различною душой!..
Я истощил все средства искушенья,
Я им твердил о том, как глубока
В них дивная печать предназначенья
И как их жизнь ничтожна и жалка!
Но был для них невнятен глас призванья,
Им сладко жить под бременем судьбы,
В них нет любви и сил своих сознанья,
А имя их - ничтожные рабы!..
Так, братья, так: клянусь, я чист пред вами,
Как чистым был Христос пред палачами:
За грех других, как он, страдаю я,
И нужен мне мир лучший бытия!..

4

Он здесь, в тиши уединенья,
Тот новый мир, желанный мной,
Среди любви и вдохновенья
Я в нем воскресну вновь душой!
Узнаю снова жизни счастье,
Поверю в новые мечты
И позабуду безучастье
Детей безумной суеты!
Я им был чужд, я в них ответа
Моей душе не находил,
Их мир был гробом для поэта
И для огня душевных сил!
А здесь три верные подруги
Меня не будут покидать
И все душевные недуги
Отрадно станут врачевать!

5

Ты, прелесть, дева темноокая,
Подруга первая моя,
Твоя душа, душа высокая, -
Отрада неба для меня!
Твой поцелуй, как весть спасения,
Меня с восторгом вновь сроднил,
И я не раз в самозабвение
В твоих объятьях приходил!
Ты знаешь, дева, песнь чудесную
О дивных радостях любви,
Ты ею страсть зажгла небесную
В моей бунтующей крови.
С улыбкой тихой вдохновения
Мечты высокие храня,
Ты - роскошь божьего творения,
От искры божьего огня!

6

Порой вакханкой обольстительной
Ко мне, как дух, ты прилетишь,
Стан обовьешь рукой пленительной
И вся трепещешь, вся горишь!
К устам прильнешь в изнеможении
И мне твердишь: "Целуй, целуй!"
И льется в душу упоение,
И длится страстный поцелуй!
А кудри, верх очарования,
Упав к пылающим устам,
Прервут неистовость лобзания,
Разлив волшебный фимиам!
И я в объятья сладострастия
Тебя прижму не в первый раз,
И гений неги, гений счастия
Вновь осенит покровом нас!

7

Порой же ангелом смирения
Сидишь задумчива со мной
И тихо в горние селения
Паришь восторженной душой!
И вдруг, внезапно пробужденная,
Ко мне свой взор ты обратишь
И, силой неба вдохновенная,
Мне о бессмертьи говоришь!
Дрожит твой голос от волнения,
Но, как эдемские цветы,
Блестят лучами убеждения
Твои роскошные мечты!
Так, прелесть, дева темноокая,
Подруга первая моя,
Твоя душа, душа высокая, -
Отрада неба для меня!..

8

Природа с своей красотой беспредельной
Сроднилася также не меньше со мной:
Без правил искусства здесь всё неподдельной,
Здесь всё самобытною дышит красой!
Рука человека, рука разрушенья,
Ее не настигла в пустынной глуши,
И чистым осталось здесь божье творенье -
Природа, вторая подруга души!
О, сколько высоких ты дум порождаешь!
Но редкий разгадку тем думам нашел:
Не многих ты в тайны свои посвящаешь,
Как многим не внятен твой мощный глагол!
Меня ж избрала ты, подруга святая,
Открыв предо мною свой дивный тайник,
В него, как в блаженства безбрежные рая,
Душой я бессмертной глубоко проник!

9

Не ты ль и бессмертья мне служишь залогом,
Гармонии вечной источник храня,
Таинственной цепью с таинственным богом
Не ты ли связуешь так тесно меня?
Сын праха, но весь обновленный тобою,
Я чувствую силы, чтоб небо обнять,
Чтоб сбросить оковы и с общей душою
Единой, безвременной жизнью дышать!
В минуты печали, в минуты сомненья,
Природа, как сладко с тобой отдохнуть!
Здесь каждая дума огнем вдохновенья
Вздымает высоко кипучую грудь.
Здесь бури, и громы, и волны седые,
И звезды, и месяц в густых облаках
Поют о бессмертьи мне песни родные,
Баюкая душу в надзвездных мечтах!

10

И для тебя, поэт унылый,
Туманной Англии поэт,
Она была подругой милой,
Ты в ней нашел душе ответ!
Как ты постиг красы природы,
С каким восторгом ты любил!
Ее незыблемые своды
Не раз ты песнью огласил!
И весь любовь и весь стремленье,
Ты общей жизни с ней желал,
И гордой воли упоенье
В полетах дерзких обретал!
За место ссылки, очищенья
Считал ты дольний круг людей,
И весь горел от нетерпенья
С крыл сбросить хладный груз цепей!
Но мир с собратом, мир с тобой!
Поэт, - свершились упованья,
И ты теперь своей душой
Слился с душою мирозданья!..

11

Поэзия, источник упоенья,
Как сильно ты волнуешь грудь мою,
Как часто я в немом благоговеньи
От струй твоих блаженство неба пью!
О! я тобой недаром очарован,
Мне верная подруга третья ты!
К тебе душой недаром я прикован,
Ты родила в ней лучшие мечты!
Восторженный, тебя благословляю,
Поэзия, отрада грустных дней,
Свободный я с тобою там бываю,
Где не бывал и взор земных детей!
Чудесная, над хладною толпою
Как высоко меня ты вознесла
И в знак любви, с улыбкой неземною,
Мне лучший дар, дар творчества дала!

12

О, нередко вдохновенный,
Я тебя благодарил
За залог любви священный,
За избыток дивных сил!
Я творил - и всё смирялось
Пред могучею душой,
И в гармонии являлась
Мысль, одетая тобой!
Я парил, и волны света.
Ниспадали с высоты,
Силой дружнего привета
Освежить мои мечты!
Я рукою дерзновенной
Тайны неба обнажил,
И как часто, вдохновенный,
Я тебя благодарил
За залог любви священный,
За избыток дивных сил!

13

Шиллер, Шиллер необъятный,
Ты давно поведал мне
Об отчизне благодатной,
Об родимой стороне!
Ты вещал, что для поэта
С вдохновеньем на челе
Нет родного здесь привета,
Что он странник на земле,
Что пред ним земного края
Блеск обманчивый исчез
И, объятья разверзая,
В небе ждет его Зевес!
Я поэт - к чему ж страданья?
Есть отчизна, есть отец:
Там меня в лучах сиянья
Ждет обещанный венец!

14

Три неизменные, волшебные подруги,
Надолго среди вас я жизнь похоронил,
И, утолив души болезненной недуги,
Как много с ваших уст блаженства я испил!
Но ах! одна из ран во глубь души запала -
То к человечеству бессильная любовь...
Ее вся ваша власть напрасно заглушала:
Нет, часто свежая из раны каплет кровь!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вдалеке слышны звуки арфы и голос девы. Юноша жадно внимает.

15

Романс

Мир эгоизма, мир страданья
Покинь без горести, поэт!
Свое высокое призванье
Тебе свершить преграды нет!
Но в безлюдной тиши
Для восторгов души
Мир просторней, ясней.
Отчужденных людей
Из него ты скорей
Силой воли своей
Оживишь, как ручей
Даль бесплодных полей!
Ты, как фокус лучей,
Пыл высоких страстей
Здесь в тиши соберешь;
Ты как гений вспорхнешь,
Прозвучишь, пропоешь
Песнь взаимной любви,
И в холодной крови
Огнь священный зажжешь!
Мир эгоизма, мир страданья
Покинь же, пламенный поэт!
Поверь: высокого призванья
Тебе свершить преграды нет!

Голос умолкает. Юноша после некоторого молчания.

16

Дева, в звуках обольстительных
Приговор ты изрекла!
Да! не там мир сил зиждительных,
Где стеснен размах крила.
Там людские заблуждения
Тяготели надо мной,
С стран надзвездного селения
Повергая в край земной.
Я страдал, и вдохновение
Разлучалось там с душой:
Здесь, подруги благодатные,
Здесь мне легче облачить
Душу в силы необъятные,
Чтоб великое свершить!

Солнце, предшествуемое туманами, начинает восходить.

Часть вторая

Дуодрама

Прибегает дева.

Дева

Ты здесь один, мой друг, столь раннею порою,
И на челе твоем лежит избыток дум...
Прочь, прочь, я их сгоню горячим поцелуем!

(Пламенно целует юношу.)

Юноша

О нет, я не один, смотри, как хороша
Природа в светлую минуту пробужденья,
И как она душе роскошно говорит!
Нет, нет, я не один: вокруг меня порхает
Рой фантастический святых, высоких дум
И душу в горнюю отчизну увлекает!

(Указывая на чело)

Да, грозная одна лежала дума здесь...
Но песнью ты своей ее преобразила
В мечтанье светлое восторженной души!..

Дева
(ласкаясь)

О, эту песнь, мой друг, я про тебя сложила:
Не правда ль, счастлив ты, согласен ты со мной,
Не правда ль, больше здесь и сил и вдохновенья?
Забудь же мир, людей и улыбнися мне!

Юноша
(едва внимая деве, указывает на восток)

Смотри, с туманами как борется там солнце
И как там грозные теснятся облака!
Вот, вот они свились могильной пеленою,
Чтоб первые лучи востока затушить!
Но нет! напрасный труд: уж час настал рассвета,
И солнце распахнет торжественно врата
И, море выплеснув отрадного сиянья,
Прогонит сумрака испуганную тень!
Еще одно, одно последнее усилье -
И в бездну грянет ночь и водворится день!..

(В порыве восторга приподымая деву)

Смотри, смотри: плывет роскошное светило,
Туман упал, и нет обманчивых преград,
И разбегаются, как сонмы привидений,
Пред ним бессильные, бледнея, облака!

(После некоторого молчания)

Да, счастлив я! С тобой как много наслажденья
Взирать на дивную картину пробужденья!..
Но для чего ж слеза в очах твоих блестит?..

Дева

Оставь ее, оставь мою слезу святую,
Восторга чистого она живая дань!
Не извлекай меня из мира наслажденья,
О, продолжай, забудь меня на этот час...
Я так люблю твои порывы вдохновенья!

Юноша

Благодарю тебя, мой друг, ты поняла
Вполне высокий смысл божественной картины;
Благодарю тебя, вся глубь твоей души
В одной, в одной слезе, как солнце, отразилась!

(После некоторого молчания)

Смотри, на поцелуй пылающих лучей
Как улыбается торжественно природа,
Как всё привета песнь желанному поет!
Вот древо, и оно. отрадней зашумело,
И плачет с радости жемчужного росой!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
О, сколько пищи здесь для песни прорицанья,
Как силен я теперь, как много дум кипит
В душе, взволнованной приливом вдохновенья;
Как проницателен души орлиный взор,
Огнем его я сжег могильную завесу,
И мрак неведомый теперь доступен мне.
На самом дне его я будущность провидел,
И я готов ее вполне пересказать!
Внимайте мне теперь, пророку обновленья,
Весть благодатную глагол мой прозвучит, .
Скорей стекайтеся на вече вдохновенья,
Пока во мне огонь всеведенья горит...
Внимайте...

(Вдруг останавливается, смотрит вокруг себя и говорит
тихо, после некоторого молчания)

Горе мне, напрасны все призванья,
Я увлечен судьбой далёко от людей, -
Кто будет здесь внимать глаголу прорицанья?
В ком воскресит он здесь потухший огнь страстей?
Не вам ли мне вещать, бесчувственные волны,
Утесы хладные, таинственный гранит?
Нет, вы пророчеству останетесь безмолвны,
И в вас другую жизнь оно не возбудит!
Здесь думы светлые напрасно расцветают:
Они к стремлению людей не призовут,
И только лишь в душе кипят, перекипают
И едкой горечью на дне ее растут!
Нет, нужно мне людей: я примирился с ними,
Их души я хочу пророчеством согреть,
Хоть на мгновение назвать их вновь родными
И без возмездия, с усилья умереть!

Дева

Ты позабыл меня, меня, твою подругу,
В час дивной радости и в час немой тоски;
Ты позабыл меня, забыл любовь святую,
Где вся душа моя с твоей душой слилась!
Я всюду за тобой, как демон искушенья!
Я отыщу тебя в аду и в небесах,
И снова привлеку в объятья наслажденья
С любовью на душе, с любовью на устах!

Юноша

Я не забыл тебя, мой демон искушенья,
Мой ангел радости, мой ад и рай души.
Сильна к тебе любовь, но есть любовь иная:
Ты, дева слабая, не ведаешь ее!
Да, слишком широки души моей объятья:
Всё человечество я должен в них принять,
Чтоб утолить вполне потребность наслажденья,
Потребность пламенной, возвышенной любви.
Одна твоя любовь не укротит стремленья,
Она божественна, я знаю цену ей,
Но над главой моей пусть прогремят проклятья,
Когда забуду я отчизну и людей,
Вас, дети падшие, но мне родные братья!

Дева

Ты грустен, бедный друг, я знаю талисман:
То песнь любви моей и Шиллер вдохновенный...
Они вдвоем в тебе всю душу обновят,
Ты снова будешь мой... Послушай песнь мою!

(Поет)

Романс

Если жажда наслаждений
Расцветет в душе твоей,
Не жалей земных селений,
Брось отчизну и людей!
Что тебе до их паденья?
Пусть в их жилах стынет кровь!
Ты сын неба, вдохновенья,
Все души твоей стремленья
Пересозданы в любовь!

Но в священную обитель
Не на миг ты приходил,
Не напрасно неба житель
Нас душою обручил.
Здесь твои земные братья
Не похитят тебя вновь;
Нет, на них падут проклятья,
Ты ж падешь в мои объятья,
И сольемся мы в любовь!..

Юноша
(прерывая деву)

Умолкни! Песнь твоя звучит о преступлены!.
Она, как лезвие кинжала, холодна,
Я не хочу душой предаться искушенью
И все мечты мои во мгле похоронить...

Дева приближается к юноше и берет его руку.

Не улыбайся мне улыбкой сладострастья,
Я не могу тебе улыбкой отвечать...
Нет, нет, иным богам мы молимся с тобою:
Твой жертвы требует, мой жертвовать велит!..

Дева

Я принесу тебе любимого поэта,
Быть может, он в тебе тоску искоренит!
(Убегает.)

Юноша
(один, после некоторого молчания)

Ты сорвала густое покрывало,
Да, пр_а_ва ты: я обновлен душой,
И истины священное зерцало
Таинственно восстало предо мной!
Я в нем прочел с каким-то содроганьем
Моей судьбы торжественный укор:
"Расстанься ты с возлюбленным созданьем
И вновь будь там, где слава и позор!
Ты ль смел бросать свой камень обвиненья
И упрекать в падении людей?
Ты эгоист в объятьях наслажденья,
Ты жалкий раб неистовых страстей!"
Безумец я, - внезапно пробужденный,
Теперь вполне, но поздно сознаю,
Как оторвал рукой окровавленной
От сердца я родимую семью!
Чем выше я моих смиренных братии?
В них веры нет, в них нет избытка сил...
Где создался весь мир моих понятий,
Но, эгоист, я всё похоронил,
Как жадный дух, в моем уединенья,
Всё затушил в взволнованной крови...
О, сила, - прах без воли исполненья,
О, вера, - тма без силы и любви!..
Восстану я из праха униженья,
И снова горд, и снова чист, как бог,
Отдамся им как жертва очищенья,
Спасения торжественный залог!
Не уносил никто свою идею
В холодный гроб, не передав ее...
Я верую и жаждой пламенею
Осуществить мечтание мое!
Бесплодное лишь древо погибает,
Не принеся земле родимой дань,
Оно одно без жизни отживает,
Не перейдя поставленную грань.
Но где есть плод, то древо горделиво
Снесет вихрь бурь и топора удар,
Оно в борьбе разносит торопливо
Своих семян земле священный дар.
Чем вихрь сильней, тем больше расширяет
Оно свой круг. Падет... и семена
Вдаль от себя торжественно бросает...
И вот придет их убирать весна,
Согреет их, как мать, своим дыханьем...
И новые восстанут племена,
И нет конца божественным созданьям,
В них новые созреют семена!..

Вдалеке показывается дева.

Но ты, моя божественная дева,
Своей душой разлуки не снесешь,
Родная ветвь возвышенного древа,
Ты мной жила, со мною и падешь!
Нет, нет!..

(Погружается в глубокую задумчивость. Дева подает ему
книгу Шиллера.)

Дева

Прочти хотя одно творенье
Певца души, свободы и любви:
Он пробудит тебя из усыпленья,
Он воскресит потухший огнь крови!

Юноша в рассеянии бросает взоры на развернувшуюся пред ним
книгу и читает с возрастающим вниманием.

"Gieb mir das Weib, so teuer deinem Herzen,
Gieb deine Laura mir!
Jenseits der Graber wuchern deine Schmerzen!"
Ich riss sie blutend aus dern wunden Herzen,
Und weinte laut, und gab sie ihr! {*}
{* "Отдай мне женщину, так драгоценную твоему сердцу, отдай мне твою
Лауру; за гробом вознаграждены будут твои горести!" - Я оторвал ее
окровавленную от моего растерзанного сердца, зарыдал громко, и отдал <ей>!"
Schiller. "Resignation". St. VIII.}}

Юноша
(подбегая к деве)

Последнее свершилось искушенье,
Последнюю ты нить оборвала:
Приемлю я судьбы определенье,
Свой приговор сама ты принесла!
Я верую: за гробом жизнь иная
Готова нас в объятия принять,
Жизнь общая, безвременно святая,
Где светлые мы будем созерцать
И мысль творца, и жизнь родной природы,
Где умертвим свое земное я
И, полные небесныя свободы,
Проникнем вдруг все тайны бытия!
Но не хочу напрасных воздаяний,
И страшен мне ничтожества конец,
Пока из мглы и скорбей и страданий
Не вырву я бессмертия венец!
Нет, снова в путь! Мое уединенье -
Не хладный гроб мечте моей родной,
Оно души больной успокоенье
И новых сил источник неземной!
Я ад пройду, за ним достигну рая
И обрету обещанный венец...
О, памятна мне мысль твоя святая,
Мой дивный Дант, мой пламенный певец,
Певец небес, чистилища и ада,
И ты едва в сомненье не пришел,
Ты, гордых дум возлюбленное чадо!
Но спас тебя Вергилия глагол:
"Кто не свершит начатое стремленье,
Тому позор!" - вещал твой проводник,
Когда без сил и весь в изнеможеньи,
Чтоб отдохнуть, средь ада ты приник.
И вспрянул ты, внезапно обновленный,
И закричал: "Я силен, бодр и смел!"
И, волею поэта окриленный,
Ты адские вертепы пролетел!
О Дант, и я, как ты, без содроганья
Пройду весь ад, все степени кругов,
И насмотрюсь по силе душ страданья
На силу их пожизненных грехов!
И я, как ты, из тьмы отдохновенья
Вергилия глаголом извлечен,
Мой гордый дух вспорхнул от убежденья,
И далеко уже летает он!
Уж перед ним, заманчиво блистая,
Готовы там разверзнуться врата
Роскошного, таинственного рая:
Меня зовет горячая мечта -
Туда, туда, где море вдохновенья,
Где воли нет предела и конца
И где душа в избытке наслажденья
Потонет вся в объятиях творца!
Пора! Иду я в путь труда и славы,
Ты, дева-друг, прости любви моей,
И ты, чертог природы величавый,
Прости и ты, - я снова брат людей!
Я совершу свое предназначенье,
Я всё отдам: подругу, славу, честь,
Я принесу себя во всесожженье!
О! тяжек крест, но должно его несть!

Пламенно целует удивленную деву, потом отталкивает ее и убегает.
Солнце совершенно взошло и в полном величии озаряет роскошную
природу и бесчувственную деву.1

1Тел., 1836, ч. 34, с. 159, подпись: С. "Раскаяние поэта", как и опубликованные за той же подписью в Тел. 1836 г. (ч. 33) стихотворения "Жаворонок" и "Два мгновения", были ошибочно приписаны П. В. Анненковым Н. В. Станкевичу (см. его очерк о Станкевиче в РВ, 1857, т. 7, с. 442-443). Позднее они были даже включены в изд.: Н. В. Станкевич, Стихотворения. Трагедия. Проза, М., 1890. Авторство С. бесспорно устанавливается на основании его писем, обнаруженных В. С. Нечаевой в ГБЛ (см. ее книгу: В. Г. Белинский. Жизнь и творчество. 1836-1841, М., 1961, с. 356). Из воспоминаний Т. А. Астраковой, приведенных частично в мемуарах Т. П. Пассек, следует, что наряду с "Умирающим художником" в кругу знакомых С. и его друзей с восторгом было принято также стихотворение "Три подруги". См.: Т. П. Пассек, Из дальних лет. Воспоминания, т. 2, СПб., 1879, с. 317. В последнем изд. этой книги редакторы его, повидимому, заподозрили ошибку в загл. "Три подруги",
исправив его на "Три поры" (у. С. есть стихотворение и с таким загл.). Между тем Астракова под этим названием бесспорно имеет в виду "Раскаяние поэта" (см. начало фрагмента 14 из его первой части), которое ходило по рукам и обсуждалось друзьями автора по кружку. С. очень интересовался их мнением. 27 декабря 1835 г. Огарев писал Н. X. Кетчеру в Москву: "Недавно также получил письмо от Сатина и стихи на преданность (resignation ***) довольно хорошие, но я думаю, ты их имеешь..." (Н. П. Огарев, Избр. социально-политические и философские произведения, т. 2, М., 1956, с. 274). Resignation - первоначальное, условное загл. произведения. О мнении Огарева узнаем также из письма С. к Кетчеру от 28 января 1836 г., которое приводится там на французском языке (ГБЛ): "Спасибо, спасибо за твою "Резиньяцию", я в ней вижу твою душу, как вижу в ней и свою; это нечто очень мне близкое. Вот пьеса, которую будут читать". В этом же письме С. цитирует и отзыв Н. М. Языкова: "Помните ли, что я говорил вам, что стихи ваши не довольно звучны и полны, что вы не стараетесь забрать в руки владение русским языком. Последняя ваша пьеса заставляет меня раскаяться в моем упреке, - она выше всех ваших произведений. Стихи ее полны и звуков и мыслей". Письмо к Кетчеру является ответом на его придирчивый отзыв, сообщенный им С. письменно в Симбирск. Оспаривая ряд упреков своего корреспондента, С. писал ему 28 января 1836 г.: "Перечти, пожалуйста, со вниманием эту пиесу, ей-ей, она имеет достоинства, которые ты, может быть, в своем порыве не хотел или не успел заметить. Верь мне, что я гляжу глазами всевозможного беспристрастия на мое произведение, хорошо вижу его недостатки, но замечаю и его достоинства. Вот мое мнение: заглавие никуда не годится, но как перевести слово "resignation"? Конец 1-ой части очень, очень слаб - чувствую, но не могу переменить, оттого, что я не к_у_ю стихов, как ты говоришь, а пишу их под диктовку д_у_ш_и. В доказательство посмотри мою черновую тетрадь, - она почти так же чиста, как и переписанная. Набора эпитетов по той же причине нет; есть, может быть, неверность и многоречие, но этого, сознаюсь, я сам не могу заметить, а желал бы, чтобы кто-нибудь указал мне на них. И верь: я первый буду моим обвинителем. Лучшие места в 1-ой части - это "Дева" и "Природа". 2-я ч. выдержана от начала до конца, и выдержана, как кажется, довольно сильно, есть счастливые мысли - это в_о_с_т_о_к и плодовитое дерево, есть счастливые выражения - это слезы жалости дерева и проч. и проч. Замечание твое насчет Девы несправедливо потому только, что я смотрел с другой точки зрения, хотя я вполне понимаю и разделяю мысль твою. Юноша обвиняет людей в эгоизме; это чувство оттолкнуло его от общества, и он ограничил мир свой тремя подругами: в минуту самосозерцания он видит, что он сам эгоист, и чтобы отстранить от себя этого упрека, который ужасает его больше всего, он разрушает волшебный мир свой, отталкивает деву как причину своего эгоизма и идет возложить на рамена свои тяжесть креста. Он пока действует почти безотчетно, по одному влечению благородной, возвышенной души; смотри, как сначала колеблется он, видя, что страсти и чувства бушуют в груди его. Но вспыхнула мысль, и она летит, как ядро, вытолкнутое силою пороха из жерла пушки. Это - олицетворение самоотвержения. Но готов ли юноша, но юноша - поэт, а не философ; когда бы я хотел представить философа, я бы не упустил мысли, которую изложил ты в письме своем. Деву я не ограничиваю стороной физическою. Я хотел олицетворить в ней л_ю_б_о_в_ь. Не это ли мир женщины, а разве тесен он до того времени, пока существует с_е_м_е_й_с_т_в_о? Юноша мой снова сойдется с женщиною, он пойдет с ней рука об руку, но не теперь, а когда поэзия его пересоздастся в философию, а теперь не обвиняй его: не он, а ливень эгоизма оттолкнуло деву". В след. письме к Кетчеру под загл. "Антикритика" (дата не указана) С. отвечает ему на второй "подробный разбор" произведения, который, подобно первому, до нас не дошел. "Большая часть твоих замечаний, - пишет С, - совершенно справедлива, но есть и ошибочные, а именно: в 1-ой строфе ты нашел противоречие, которого не существует... Первые 4 стиха выражают н_а_с_т_о_я_щ_е_е положение юноши: в уединении нашел он роскошную природу, и снова душа его породнилась с тишиной, спокойствием и счастием. Надолго ли это? Неизвестно, но мысль кончена в этих 4-х стихах, она полна! И <знак>" - " отделяет ее от следующего. Не мешай же отделенного в следующих 4-х стихах: "Среди людей с надеждой неизменной" и проч. Он говорит о своем п_р_о_ш_е_д_ш_е_м как будто бы для того, чтоб оправдать свое н_а_с_т_о_я_щ_е_е. 9-й и 10-й стихи: "Но хладный..." и проч. служат связью между этими 4-мя стихами и остальными 6-ю, переходом от п_р_о_ш_е_д_ш_е_г_о к настоящему". Далее, ответив на мелкие привязки, С. продолжает: "С чего ты взял упрекать меня в самохвальстве? С чего ты взял, что мой ю_н_о_ш_а - я? Разве герой сочинения должен быть непременно сам сочинитель? Поверь, что я хорошо знаю свои недостатки, свои слабости и никак не ставлю себя... так высоко, как я хотел поставить моего юношу. Коли хочешь, этот юноша - я, но я идеальный, очищенный от всех недостатков, облеченный новыми достоинствами, след<овательно>, это "я" - совершенно новое, самобытное лицо - нисколько не смешается со мною настоящим. Зачем же обвинять меня в самохвальстве, когда я во всей пьесе о себе ни гу-гу. Конрад Байрона (в его "Морском разбойнике") есть сам Байрон, но Байрон - не Конрад! Все герои байроновских поэм - Байроны, однако Дон-Жуан - не Чайльд-Гарольд - не Конрад... и так далее. Байрон ясно указывает читателю, чтоб он не смешивал е_г_о н_а_с_т_о_я_щ_е_г_о с н_и_м и_д_е_а_л_ь_н_ы_м, и даже строфы, в которых он говорит о себе собственно, как бы отъял их от остальной части поэмы..."
Часть первая. Туманной Англии поэт - Байрон. Часть вторая. Gieb mir das Weib so teuer deinem Herzen и т. д. - цитата из стихотворения Ф. Шиллера "Resignation" ("Отречение"), очень популярного среди русских романтиков. Но спас тебя Вергилия глагол. "Божественная комедия" Данте начинается с того, что герой поэмы попадает в дремучий лес, где его подстерегают кровожадные звери. Вергилий (вернее, тень давным-давно умершего римского поэта) помогает ему избежать рокового конца и становится проводником спасенного по аду и чистилищу.

автор: Сатин Н. М. ,написано: 1835, рейтинг: 0 |
вид произведения: стихотворение
анализ, сочинение или реферат: 0
мeтки:
аудио стихотворение: 0

слушать, скачать аудио стихотворение
РАСКАЯНИЕ ПОЭТА Сатин Н. М.
к общему сожалению, пока аудио нет

анализ, сочинение или реферат о стихотворении
РАСКАЯНИЕ ПОЭТА:

Но... Если вы не нашли нужного сочинения или анализа и Вам пришлось таки написать его самому, так не будьте жмотами! Опубликуйте его здесь, а если лень регистрироваться, так пришлите Ваш анализ или сочинение на allpoetry@mail.ru и это облегчит жизнь будущим поколениям, к тому же Вы реально ощутите себя выполнившим долг перед школой. Мы опубликуем его с указанием Ваших ФИО и школы, где Вы учитесь. Поделись знанием с миром!


Сатин Н. М. стихи:

Сатин Н. М. все стихи