НОВИНКА : ТЕПЕРЬ И АУДИО СТИХИ !!! всего : 1726Яндекс цитирования

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ЛЕНИНГРАДСКИЙ АПОКАЛИПСИС. ПОЭМА - стихотворение Андреев Д. Л.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ЛЕНИНГРАДСКИЙ АПОКАЛИПСИС. ПОЭМА

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые:
Его призвали всеблагие,
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил.
Ф. Тютчев1

1
Ночные ветры! Выси черные
Над снежным гробом Ленинграда!
Вы — испытанье; в вас—награда;
И зорче ордена храню
Ту ночь, когда шаги упорные
Я слил во тьме Ледовой трассы
С угрюмым шагом русской расы,
До глаз закованной в броню.
2
С холмов Москвы, с полей Саратова,
Где волны зыблются ржаные,
С таежных недр, где вековые
Рождают кедры хвойный гул,
Для горестного дела ратного
Закон спаял нас воедино
И сквозь сугробы, судры, льдины
Живою цепью протянул.
3
Дыханье фронта здесь воочию
Ловили мы в чертах природы:
Мы — инженеры, счетоводы,
Юристы, урки, лесники,
Колхозники, врачи, рабочие —
Мы, злые псы народной псарни,
Курносые мальчишки, парни,
С двужильным нравом старики.
4
Косою сверхгигантов скошенным
Казался лес равнин Петровых,
Где кости пней шестиметровых
Торчали к небу, как стерня,
И чудилась сама пороша нам
Пропахшей отдаленным дымом
Тех битв, что Русь подняли дыбом
И руша г в океан огня.
5
В нас креп утробный ропот голода.
За этот месяц сколько раз мы
Преодолеть пытались спазмы,
Опустошающие мозг!
Но голод пух, мутил нам головы,
И видел каждый: воля, вера,
Рассудок — в этих лапах серых
Податливей, чем нежный воск.
6
Он заволакивал нам зрение,
Затягивал всю душу студнем;
Он только к пище, только к будням
Спешил направить труд ума...
Свои восторги, озарения,
Тоску, наитья, взрывы злобы
Рождает этот дух безлобый,
Бесформенный, как смерть сама.
Как страшно чуять эти щупальцы,
7
Сперва скользящие в желудке,
Потом—в сознанье, в промежутке
Меж двух идей, двух фраз, двух слов!
От паутины липкой щурится
И слепнет дух, дичает разум,
И мутный медленный маразм
Жизнь превращает в рыск и в лов.
8
8
Прости, насьпь, помилуй, Господи,
Пошли еще один кусок тем,
Кто после пшенной каши ногтем
Скребег по днищу котелка;
К го, попадая в теплый госпиталь,
Сестер, хирургов молит тупо:
«Товарищ доктор, супа... супа!» —
О да, воиоину жалка
9
Судьба того, кто мир наследовал
В его минуты роковые,
Кого призвали Всеблагие
Как собеседника на пир —
И кто лишь с поваром беседовал
Тайком, в походной кухне роты,
Суля ему за все щедроты
Табак — свой лучший сувенир.
10
Так начинался марш. Над Ладогой
Сгущались сумерки. На юге
Ракет германских злые дуги
Порой вились... Но ветер креп:
Он сверхъестественную радугу
Залить пытался плотным мраком,
Перед враждебным Зодиаком
Натягивая черный креп.
11
И все ж — порою в отдалении
Фонтаны света, то лиловый,
То едко-желтый, то багровый,
То ядовито-голубой
Вдруг вспыхивали на мгновение.
Как отблески на башнях черных
От пламени в незримых горнах
Над дикой нашею судьбой.
12
А здесь, под снеговой кирасою,
От наших глаз скрывали воды
Разбомбленные пароходы,
Расстрелянные поезда,
Прах самолетов, что над трассою
Вести пытались оборону,
Теперь же — к тинистому лону
Прижались грудью навсегда.
13
Вперед, вперед! Быть может, к полночи
И мы вот так же молча ляжем,
Как эти птицы, фюзеляжем
До глаз зарывшиеся в ил,
И озеро тугими волнами
Над нами справит чин отходной,
Чтоб непробудный мрак подводный
Нам мавзолеем вечным был.
14
Мы знали все: вкруг «града Ленина»
Блокада петлю распростерла.
Как раненный навылет в горло,
Дышать он лишь сквозь трубку мог -
Сквозь трассу Ладоги... В томлении
Хватал он воздух узким входом
И гнал по жаждущим заводам
Свой каждый судорожный вдох.
15
Мы знали все: что гекатомбами
Он платит за свое дыханье;
Что в речи русской нет названья
Безумствам боевой зимы;
Что Эрмитаж звенит под бомбами;
В домах мороз; мощь льда рвет трубы;
Паек—сто грамм. На Невском трупы..
О людоедстве знали мы.
16
Нас бил озноб. Уж не беседовал
С другим никто. Еще мы знали:
Спасают нас от смертной стали
Ночь, снегопад, полярный шторм...
Враг не встречал нас, не преследовал,
Наш путь не видел с небосвода...
И поглотила непогода
Остатки линий, красок, форм.
17
Зачем мы шли? Во что мы верили?
Один не спрашивал другого.
У всех единственное слово
В душе чеканилось: — Иди! —
...Как яхонты на черном веере,
Навстречу вспыхивали фары,
Неслись, неслись — за парой пара —
Неслись—и гасли позади.
18
И снежно-белые галактики
В неистовом круговращеньи
На краткий миг слепили зренье
Лучом в глаза... А шторм все рос,
Как будто сам Владыка Арктики
Раскрыл гигантские ворота
Для вольного круговорота
Буранов, пург и снежных гроз.
19
Он помогал нам той же мерою
И к тем же страшным гнал победам,
Каким явился нашим дедам
В бессмертный год Бородина...
Кто опровергнет это? Верую,
Что страстная судьба народа
С безумной музыкой природы
Всечастно переплетена!
20
Когда ширял орел Германии
К кремлевским башням в сорок первом,
Когда сам воздух стал неверным,
От канонад дрожать устав,
Когда, в отчаяньи, заранее
Народ метался по вокзалам —
Не он ли встал морозным валом
У обессилевших застав?
21
Он встал, морозным дымом кутаясь,
Сильней всех ратей, всех оружий,
Дыша неистовою стужей,
Врагу — погибель, нам — покров...
Нефть замерзала. Карты спутались.
Сорвался натиск темных армий...
Над свитками народной кармы
Лишь он маячил — дух снегов!
22
В былые дни над лукоморьями,
По немеречам, рвам, полянам,
Не он ли грезился древлянам
Как хладом свищущий Стрибог?
Он правил ветреными зорями,
Аукал вьюгой у костра нам,
И в чистом поле под бураном
Его любой увидеть мог.
23
Нас, сыновей кочевья вольного,
Он любит странною любовью.
Он наших предков вел к низовью
Размашистых сибирских рек;
В суземах бора многоствольного
Костры охотников он любит,
Он не заманит, не загубит,
Он охраняет их ночлег.
24
Но если даль вскипает войнами
И в вихревом круговороте
Свободный цвет народной плоти
В бою ложится под палаш —
Ветрами, вьюгами, сувоями,
Встает он русским в оборону;
Его мирам, державе, трону
Есть имя тайное: Ахаш.
25
Он вывел нас. Когда морозные
Открылись утренние дали,
Мы, оглянувшись, увидали
С лесистых круч береговых,
Как ярко-ярко-ярко-розовой
Порфирой озеро сверкало
И мрели льдистые зеркала—
Гробница мертвых, путь живых.
26
В потемках ночи, от дивизии
Мы оторвались. Только трое —
Не командиры, не герои,
Брели мы, злобясь и дрожа.
Где отдохнуть? Достать провизию?
Мороз... бездомье... скудный завтрак.
И мы не думали про «Завтра»
У фронтового рубежа.
27
Но если ты провидишь в скорости
Блиндаж, стволы «катюш», окопы,
Геройский марш в полях Европы
До Brandenburger Tor — забудь:
*Бранденбургские ворота (нем ) .
В другом, вам незнакомом хворосте
Уже затлелся угль поэмы,
И губы строф железно немы
Для песен, петых кем-нибудь.
28
За небывалой песней следую
По бранным рытвинам эпохи.
Воронки... Мрак... Вверху — сполохи
Да туч багровых бахрома,
Но вещим ямбом не поведаю
О зримом, ясном, общем, явном,
Лишь о прозреньи своенравном
Превыше сердца и ума.
29
Зачаток правды есть и в надолбах,
Упорным лбом шоссе блюдущих,
В упрямстве танков, в бой бредущих,
В бесстрашной прыти муравья,
Но никогда не мог я надолго
Замкнуться в этой правде дробной:
Манил туман меня загробный
И космос инобытия.
30
Немного тех, кто явь военную
Вот так воспринял, видел, понял;
Как в тучах ржут Петровы кони,
Не слышал, может быть, никто;
Но сладко новую вселенную
Прозреть у фронтового края,
И если был один вчера я ,—
Теперь нас десять, завтра — сто.
31
А ночь у входа в город гибели
Нас караулила. Все туже
Январская дымилась стужа
Над Выборгскою стороной...
Нет никого. Лишь зданья вздыбили
Остатки стен, как сгустки туши —
Свои тоскующие души,
Столетий каменный отстой.
32
Как я любил их! Гений зодчества,
Паривший некогда над Римом,
Дарил штрихом неповторимым,
Необщим — каждое из них;
Лишь дух роднил их всех, как отчество
Объединяет членов рода;
Так пестроту глаголов ода
Объединяет в мерный стих.
33
Все излученья человеческих
Сердец, здесь бившихся когда-то,
Их страсть, борьба, мечты, утраты,
Восторг удач и боль обид
Слились в единый сплав для вечности
С идеей зодчего: с фронтоном,
С резьбой чугунной по балконам,
С величием кариатид.
34
И вот теперь, покрыты струпьями
Неисцелимого распада,
Огнем разверзшегося ада
До самых крыш опалены,
Они казались — нет, не трупами —
Их плоть разбита, лик разрушен —
Развоплощаемые души
На нас взирали с вышины.
35
Как будто горькой, горькой мудростью,
Нам непонятным, страшным знаньем
Обогатила эти зданья
Разрушившая их война,
И, Господи! какою скудостью
Нам показались беды наши,
Что пили мы из полной чаши
И все ж не выпили до дна!
36
Утих сам голод. Одичание
Усталых воль, сознаний, тела
Забылось. Родина смотрела
На каждого из нас. По льду
Мы шли без слов, без слез, в молчании,
Как входят дети друг за другом
К отцу, что, истомлен недугом,
Встречает смерть в ночном бреду.
37
А там, за выбитыми окнами,
За кусковатою фанерой,
Без дров, без пищи, в стуже серой
Чуть теплились едва-едва
И полумертвыми волокнами
Еще влачились жизни, жизни,
Все до конца отдав отчизне
И не дождавшись торжества.
38
Героика ль? самоотдача ли?
О, нет. Насколько проще, суше
И обыденней гибнут души
В годину русских бед и смут!
Но то, что неприметно начали
Они своею жертвой строгой,
Быть может, смертною дорогой
Они до рая донесут.
39
Вдруг—среди зданий, темных дочерна,
Звено я различил пустое,
Даль, берега, мостов устои
И дремлющие крейсера,
И под соборным стройным очерком
Неву в покрове смутно-сером,—
Мать стольким грезам и химерам,
Подругу вечную Петра.
40
Подругу, музу, крест и заповедь
Великого державотворца,
Чье богатырское упорство
Гнало Россию в ширь морей,
Спаявшего мечту о Западе
С мечтою о победных рострах,
О сходбищах вселенной, пестрых
От флагов, вымпелов и рей.
41
Столица!.. Ледяной и пламенной,
Туманной, бурной, грозной, шумной,
Ее ковал ковач безумный,
Безжалостный, как острие;
Здесь, во дворцах, в ковчегах каменных
Душа народа пребывала,
Душа страны запировала
В безбрежных празднествах ее.
42
Слились в твореньи императора,
В тяжелом, кованом обличьи
Гордыня, дерзость, гнев, величье,
И жадность к жизни, и мечта,
И, точно лава бьет из кратера,
Она рванулась в путь кровавый,
Новорожденною державой,
Триумфом бранным залита.
43
И был в творце ее—гром чуждого,
К нам низвергавшегося мира,
Как будто эхо битв и пира
Богов на высях бытия...
Кто безотчетно не предчувствовал
В его шагах, чертах, фигуре
Вместилище нездешней бури,
Нечеловеческого «я»?
44
Кто б ни был ты, мой спутник временный
По эгим грубым, плотным ямбам!
Поверь: непрочным, зыбким дамбам
Подобны глыбы этих строф:
Пять-шесть страниц — и обесцененный
Мир логики и правил мнимых
Затопит шквал непримиримых,
Друг с другом бьющихся миров.
45
Пучина иррационального
Уж бьет в сторожевые камни.
Ночную душу жжет тоска мне
Перед грядущим. Ткань стиха
Дрожит, звенит от шторма дальнего.
Как холст ветрил—от напряженья;
Уста в пыланьи, мысль в круженьи
И как песок гортань суха.
46
Трудам и славе человеческой
Пусть дифирамб творят другие:
Не ту я слышал литургию
В раскатах битвы мировой...
Поэма бури! Стань ответчицей
Всем, кто почуял слухом сердца
Глагол и шаг Народодержца
Сквозь этот хаос, гул и вой!
47
А в час, когда немеешь замертво
У потрясающего спуска,
В закономерностях искусства
Опору мыслям укажи;
От непроглядных волн беспамятства
Обереги свечу сознанья;
К простым домам, проспектам, зданьям
Повествованье привяжи!
48
Напомни, как шаги усталые
Тонули в пухнувших сугробах;
Как глухо в каменных утробах
Жизнь полумертвая спала;
Как за кромешными кварталами
Мелькнул трамвай — пять слабых точек,
И робкий синий огонечек
Глубь жадных улиц пожрала.
49
И вот, над городскими волнами
Плывя, подобно черным рострам,
Угрюмый замок шпилем острым
Предстал, темнея сквозь сады;
Прямые, жесткие, безмолвные,
На стенах цвета жухлой крови
Чеканились еще суровей
Трофеев черные ряды.
50
Не здесь ли роковое зарево
Для всех веков над Русью встало?
Взмах смертоносного металла
Был точен в пальцах Эвменид,
И в пышной спальне государевой
В ночь на двенадцатое марта
Царю в лицо метнулась карта
Со списком вин, злодейств, обид.
51
В ту полночь, в оттепель, в ненастие,
Кружилось карканье над парком,
И виделось бессонным Паркам
Над неумолчной прялкой: вот
Ложится древний грех династии
С отца на сына — в роды, роды,
Пока его сам дух народа
В день казни царской не возьмет.
52
В день казни царской?.. Но по-прежнему
У замка, где скончался Павел,
Уздою бронзового правил
Колосс на пасмурном коне:
Открыт дождям и ветру снежному,—
Не Медный Всадник той поэмы,
Что с детских лет лелеем все мы,
Но тот же царь, с жезлом, в броне.
53
Я помнил надпись — «Правнук — Прадеду»,
И лик, беззвучно говорящий
России прошлой, настоящей
И сонму мчащихся эпох:
«1де новый враг? Его попрать иду
Всей правдой моего Закона.
Мой стольный город—вот икона!
Держава русская — вот бог!»
54
Да: вихрем творческим охваченный,
Он сам не знал, какая сила
В нем безвозвратно угасила
Светильник тусклой старины,
И что за дух, к чему назначенный,
Им движет, как царем, пророком,
Строителем, всевластным роком
И гением его страны.
55
Не тот ли властный дух, что кроется
Чуть слышно в каждом русском сердце,
Кем были тверды староверцы
И славны древние князья,—
До всех времен рожденный Троицей
Бессмертный Ангел сверхнарода,
Его бессмертная природа,
Его возвышенное Я?
56
Из рода в род в чреде Романовых
Ваял из плоти поколений
Он вестника своих велений,
Орудье верное свое,
Того, кто призван строить наново
Его вместилище и форму,
Кто бодро, подвигом упорным
Пересоздаст все бытие.
57
Но в волю молодого зодчего
Облекся, как в живое платье,
Носитель древнего проклятья,
Давно клубившийся впотьмах,
Давно искавший трона отчего
Над сукровицей плах стрелецких,
Над кривдой казней москворецких,
В лукавых, душных теремах.
58
Он рос присосками раздутыми
Над Шлиссельбургом, над Азовом,
Над тихим Доном бирюзовым,
У грузных нарвских стен жирел,
Пока над вражьими редутами
Клубился дым, взлетали бревна
И пушки метко, мерно, ровно
Гремели с выгнутых галер.
59
И чем огромней рдело зарево
От всероссийского страданья,
Тем голод адского созданья
Все возрастал, ярился, пух,—
И, сам не зная, принял царь его
В свое бушующее сердце,
Скрестив в деяньях самодержца
Наитья двух — и волю двух.
60
И в эгу ночь пустынно-синюю
По снеговому бездорожью
Я приближался с тайной дрожью
К подножью медного царя.
Но странно: где ж он?.. Четкой линией
Спрямлен на месте монумента
Трамвайный путь — стальная лента
В стесненном круге фонаря.
61
Куда ж он взят?.. К каким ристаниям
Скакун готовится чугунный?
1де, об какой утес бурунный
Теперь дробится цок копыт?..
Все тихо. В снежном одеянии
Настороженное безлюдье.
Столица, с обнаженной грудью,
Полураздавленная, спит.
62
Тумм... Тишина. Тум-тумм...— В предместий
Как будто стук тамтама смутный,
Из капищ ночи стон минутный,
Темп убыстрен — тум-тум! тум-тум! —
И, будто грозное известие
В созвучии тупом читая,
Трескучих, острых звуков стая
На миг взвивается. Самум
63
Взревел и смолк. Но тихой рамою
Теперь вся ночь—для звуков новых,
Весь утлый мир в его основах
Колеблющих до самых недр:
То хроматическою гаммою
Незримые взвывают груди:
Не гул моторов, не орудья,
Не плеск толпы, не гром, не ветр.
64
Нечеловеческою жалобой,
Тревогой, алчною тоскою
Над паутиной городскою
Ревут, стенают, плачут с крыш:
От этих воплей задрожали бы,
Как лани, чудища Триаса,
Недотерзав живого мяса
И кроясь с ужасом в камыш.
65
Что за творенья — над столицею,
Но в мире смежном, странном, голом
Доселе скрытые, свой голос
В ночных сиренах обрели?
Зачем телами, взором, лицами
Их не облек владыка ада?
Что им грозит? и что им надо
В раздорах горестной земли?
66
В мозгу неслась, мелькая клочьями,
Тень незапамятных поверий,
Другая быль других империй
И по старинным городам
Угаданные смутно зодчими
Созданья странной, скорбной веры:
Взирающие вниз химеры
На серых глыбах Нотр-Дам.
67
Из ниш Бастилии и Тауэра,
Из Моабита, в тьму взлетая,
Не их ли сестры хищной стаей
Вились у плах, как воронье?
То ль звук, то ль слово: ...уицраора!
Я слышу явственно в их реве.
Биенье ли нездешней крови
В стальных сосудах?., имя?., чье?
68
Кто их защитник?..— Правосудия
Не ждать от ночи вероломной:
Сегодня—сроки битве темной,
Власть—экразиту, мощь — свинцу.
И слышно: ухают орудия
За выщербленным горизонтом,
Где Ленинград рассечен фронтом,
Как шрамом свежим по лицу.
69
И будто от стальной хроматики
Очнулись демоны чистилищ.
Владыка медлит — он в пути лишь-
Но слуги верные уже
С размеренностью математики
И с фантастичностью миража
Прядут светящуюся пряжу
Там, на небесном рубеже.
70
Перебегающая аура
Над городом, мерцая, встала.
Уж зданья — только пьедесталы
Для строя призрачных колонн.
Все зыблется... Обрывки траура
Мнут световые пальцы, когти,
Протягиваясь в Гавань, к Охте,
И обнажая небосклон.
71
Там, в облачных, косматых, взринутых,
Из мрака выхваченных волнах,
Где сквозь воронки смотрит полночь,
Как сатана через плечо —
Оттуда, с быстротою кинутых
Камней, как тень, ныряет, мчится,
Летит рокочущая птица —
Еще! еще! еще! еще!
72
На этот город, не сдающийся
Пред неизбежною минутой,
Кого спасти от смерти лютой
Не снидет правый серафим;
На люд, в убежищах мятущийся;
На улицы, где каждый камень
Истерт священными веками
И русским гением творим;
73
На все, что в сонных залах заперто
Под хрупкой кровлею дворцовой;.
На гордый храм златовенцовый,
Граниты, бронзу, мрамор, туф...
И на несчастных, спящих замертво
В сырых постелях, мерзлых норах,
Старья и рвани пестрый ворох
До глаз в ознобе натянув.
74
О, знаю: зрению телесному
Ты не предстанешь в плотной яви:
Она тесна; Твоей ли славе
Замкнуться в сеть координат?
Но Ты могуч! дорогу крестную
Ты облегчить нам можешь! можешь!
Страна горит; пора, о, боже,
Забыть, кто прав, кто виноват.
75
Нет, не Творца Триипостасного
Я именую этим словом
Теперь, вот здесь, когда громовым
Раскатом град наш потрясен:
Тебя! нас слышащего! страстного,
Живого Ангела Народа,
Творца страны —с мину! восхода
И до конца ее времен!..
76
Но не другой ли — тот, чьей помощи
Молили в ужасе химеры,
Кто медлит в мраке дальней сферы,
Тысячеглаз, тысячерук,
Шлет слуг, все видящих, все помнящих,
Все слышащих в трехмерном мире,
Рождающих в пустом эфире
Подобный звону лиры звук?
77
Звучаньем с грунным истреби i елей
Насквозь пронизано пространство.
И, множа звездное убранство
Тысячекрат, тысячекрат,
То ль — негодующих гонителей
В зените вспыхивают очи,
То ль искрятся в высотах ночи
Сердца борцов за Ленинград.
78
Но нет: ни бранный гр>д их. сверенный
С приказами, с расчетом, с планом,
Ни бьющий снизу вверх фонтаном
Поток трассирующих звезд
Не отвратят полет размеренный,
Не сберегут столицу славы
От превращенья в прах безглавый.
В золу, в пожарище, в погост,
79
Уже и здесь, где тьмы покров еще
Не совлечен горящим громом,
Кварталы сжались робким комом,
В ознобе числя бег минут:
Так ждут безвредные чудовища,
Пока промчатся с воем волки;
Здесь лишь свистящие осколки
Небесной битвы камень бьют.
80
Вперед! вдоль темных стен! И далее -
В туннель ворот... Оттуда вижу:
В горящем небе, ниже, ниже
Поблескивающий дюраль,—
Слились в бурлящей вакханалии
Треск пулеметов, голк зениток,
И, разворачивая свиток
Живых письмен, зардела даль.
81
Так что же: войско уицраора
Бессильно перед мощью вражьей?
Россия гибнет—кто же страж ей?
Где Демиург, где кормчий — где?!
Ответа нет. Глухим брандмауэром
Лишь замок, горестный, покорный,
Как черный контур глыбы горной,
Как остров в пламенной воде.
82
Внезапно, с яркостью слепи тельной,
Я различил портал... карнизы,
Фронтон... всю каменную ризу,
Тьмой скрытую лишь миг назад,
И низкий свод ворот — хранитель мой-
Вдруг залило потоком света,
Как если б жгучая комета
Бичом ударила в глаза.
83
Видением апокалиптики
Изжелта-ржавое светило,
Слегка покачиваясь, плыло
На фиолетовый зенит,
А в плоскости его эклиптики
Незримый враг спешил подвесить
Другие — восемь, девять, десять
Пульсирующих цефеид.
84
Как будто глубь загробных стран живым
На миг свое отверзла небо:
Железно-ржавое от гнева,
Все в ядовитой желтизне...
На мостовой снег стал оранжевым.
Все маски сорваны. Напрасно
Метаться и моли1 ься: ясны
Все пятна на любой стене.
85
Как пазорь, полыхнула аура,
И, оглушенный лязгом брани,
Я слышал на прозрачной грани
Метафизических пустынь,
Как выли своры «уицраора»,
Химеры лаяли по-волчьи,
И кто-то лютый, неумолчный.
Расстреливал звезду-полынь.
86
Проклятым светом одурманенный,
Чуть различал, весь съежась, разум,
Что небо виснет желтым газом,
Светящеюся бахромой,
Что из звезды, смертельно раненной,
Поникшей, но еще крылатой,
Течет расплавленное злато
И — падает на город мой...
87
...Родиться в век духовных оползней,
В век колебанья всех устоев,
Когда, смятенье душ утроив,
Сквозь жизнь зияет новый смысл;
До боли вглядываться в пропасти,
В кипящие извивы бури,
В круги, что чертят по культуре
Концы гигантских коромысл;
88
Годами созерцать воочию
Бой древней сути—с новой сутью,
Лишь для того, чтоб на распутьи,
Когда день гнева наступил,
Стоять, как мальчик, в средоточии
Бушующего мирозданья,
Не разгадав — ни содержанья,
Ни направленья буйных сил...
89
Не причастившись, не покаявшись,
Не умягчась святой обедней,
Вступить на этот край последний,
В его свинцовую пургу,
И этот новый Апокалипсис
Читая полночью бессонной,
Лишь понимать, что смысл бездонный
Расшифровать я не могу.
90
Отец! Господь! Прерви блуждания
Смертельно жаждущего духа!
Коснись, Верховный Лирник, слуха
Своею дивною игрой!
Пусть сквозь утраты, боль, страдания
К Твоим мирам ведет дорога;
Раздвинь мой разум! Хоть немного
Дверь заповедную открой!
91
Дай разуметь, какими безднами
Окружены со всех сторон мы;
Какие бдят над Русью сонмы
Недремлющих иерархий;
Зачем кровавыми, железными
Они ведут ее тропами —
Они, то чистые, как пламя,
То леденящие, как Вий!
92
И если ясных вод познания
Я зачерпну в духовном море,
Где над Кремлем Небесным зори
Едва мерцают в мир греха,
Ты помоги гранить в молчании
Сосуд, их ясности достойный:
Чеканный, звучный, строгий, стройный
Сосуд прозрачного стиха.
93
Горька, бесцельна ноша мудрости,
Невоплощенной в знаке внятном,
Когда лишь зыбким, беглым пятнам
Подобны смутные слова;
Чем дух зрелей, тем горше труд расти
Над словом должен — верю, знаю,
Но скорбный искус принимаю
И возвращаю все права.
94
...Ив этот миг на небосводе я
Заслышал ноту: через хаос
Она, планируя, спускалась
Как шелест струн, как звоны льда:
Певуче-хрупкая мелодия
Переломилась вдруг, и квинта
В глубь городского лабиринта,
Завыв, обрушилась: сюда!
95
Сквозь воздух, онемевший замертво,
На старый замок тонна тола
Низверглась — кровлю, толщу пола,
Стропил, покрытий пронизав...
Все замолчало. Время замерло.
Я ждал секунду, двадцать, тридцать.
Минуту, что воспламенится,
Бушуя, дьявольский состав.
96
Казалось, небо, мироздание,
Сам Бог молчат, склонясь над раной...
И вдруг — разгульный, дикий, пьяный
Ему дозволенной борьбой,
Метнулся вверх из центра здания
Протуберанц огня и света,
Весь голубой, как полдень лета,
Да! золотисто-голубой.
97
За расколовшимися стенами,
Сквозь вылетающие рамы,
Открылась вдруг, как сердце храма,
Лазурным светом залита,
Птубь старой залы с гобеленами,
Хрустальных люстр огонь холодный.
Полотен сумрак благородный —
Культура,— мудрость,— красота.
98
Утробное, слепое, душное,
Дрожанье зримого пространства
Нас сотрясло. Казалось, трансом
Вещественный охвачен слой.
И раньше, чем волна воздушная
Хлестнула в грудь,— блик озаренья
Сверкнул во внутреннее зренье,
Досель окутанное мглой.
99
Там, где враждебное созвездие
Сгорало медленно в зените,
Струя оранжевые нити
И золотые капли слез,
Лик венценосного Наездника
Средь рыжих туч на небе черном
Мелькнул, как выхваченный в горном
Хребте, немыслимый утес.
100
Но Боже! не верховным воином
Он бушевал в бою всемирном:
Кто искус длит в краю эфирном,
Тот не вершитель наших сеч;
Нет: он удвоенным, утроенным
Был грузом призрачным придавлен,
Громадой царства был оставлен
Ее держать, хранить, стеречь.
101
Она дрожала, гулко лязгая,
В кромешной ярости зверея,
А он, бессмертный, не старея,
Не мог, не смел разбить оков:
Немыслимая тяжесть адская
Ему давила плечи, выю,
Гнела на мышцы вековые
Кариатиде трех веков.
102
Я видел снизу угол челюсти,
Ноздрей раздувшиеся крылья,
Печать безумного усилья
На искажающемся лбу,
И взор: такого взора вынести
Душа не в силах: слепо-черный,
Сосущий, пристальный, упорный-
Взор упыря сквозь сон в гробу.
103
В нем было все, чем зачарована
России страшная дорога;
Гордыня Человекобога
И каменная слепота
Могучих воль, навек прикованных
К громаде мировой державы,
Весь рок кощунств ее и славы,
Ее меча,— венца,— щита.
104
То был конец: волна весомая
Настигла, ухнула, швырнула,
Как длань чудовища... От гула
Слух лопнул.— Сплю? упал? стою?.
И ночь беспамятства в лицо мое
Пахнула ширью вод холодных,
Чтоб свиток бед и грез народных
Я дочитал — в ином краю.
105
Но где же?., гроб?.. Сон, смерть?.. Лишь тусклое
Лицо Петра в зените плотном
Светясь сюда, в угрюмый гроб нам,
Маячило,— а наверху —
Над ним — напруженными мускулами
Не знаю что росло, металось,
Самодержавное как фаллос.
Но зрячее... Вразрез стиху
106
Расторгнув строфы благостройные,
Оно в мой сказ вошло, как демон,
Теперь я знаю, кто он, с кем он,
Откуда он, с какого тла:
Он зрим сквозь битвы многослойные,
Но очертить его невластны
Ни наших знаний кодекс ясный,
Ни рубрики добра и зла.
107
Он был свиреп и горд. Змеиная
Взвивалась шея к тучам бурым,
И там, в подобных амбразурам
Прорывах мчащихся, на миг
Глаз сумрачного исполина я
Узрел, как с низменных подножий
Зрят пики гор, и непохожий
Ни на кого из смертных лик.
108
В зрачке, сурово перерезанном,
Как у орла, тяжелым веком,
Тлел невмест имый человеком
Огонь, как в черном хрустале...
Какая сталь, чугун, железо нам
Передадут хоть отголосок
От шороха его присосок
И ног, бредущих по земле?
109
Дрожа, я прянул в щель.— В нем чудилось
Шуршанье миллионов жизней,
Как черви в рыбьей головизне
Кишевших меж волокон тьмы...
Господь! неужто это чудище
С врагом боролось нашей рагью,
А вождь был только рукоятью
Его меча, слепой как мы?..
ПО
Так кто же враг?.. И на мгновение
Я различил, что запад чадный
Весь заслонен другой громадой
Пульсирующей... что она
В перистальтическом движении
Еще грозней, лютей, звериней.
Чем тот, кто русскою твердыней
Одетый, борется без сна.
111
А здесь, внизу, туманным мороком
Переливались тени жизней —
Те, кто погиб. В загробной тризне
Их клочья вихрились кругом.
Как вьюга серая над городом:
Не знаю, что они творили —
Без лиц, без образа, без крылий —
Быть может, длили бой с врагом,—
112
Язвящее, простое горе я
Изведаю в тот день далекий,
Когда прочтут вот эти строки
Глаза потомков, и — не весть,
Но мертвенную аллегорию
Усмотрят в образе гиганта.
Он есть! Он тверже адаманта,
Реальней нас! Он был! он есть!
113
...Как мышь в нору, вдавиться пробуя
В щель среди глыб, я знал, что тело ^
Затиснуто, но не сумела
Обресть защиту голова.
Нет, не в могилу, не ко гробу я
Сорвался спуском инозначным:
К непостижимым, смежным, мрачным
Мирам—исподу вещества.
114
Молитва, точно вопль о помощи,
Рванулась вверх. Но нет, не Бога
Сюда, в мир Гога и Магога
Смел звать изнемогавший дух:
Хоть нить во мраке гробовом ища,
Он рвался в пристани другие —
В присноблагой Синклит России
Превыше войн, побед, разрух.
115
Пусть демон великодержавия
Чудовищен, безмерен, грозен;
Пусть миллионы русских оземь
Швырнуть ему не жаль. Но Ты,—
Ты, от разгрома, от бесславия
Ужель не дашь благословенья
На горестное принесенье
Тех жертв—для русской правоты?
116
Пусть луч руки благословляющей
Над уицраором России
Давно потух; пусть оросили
Стремнины крови трон ему;
Но неужели ж — укрепляющий
Огонь Твоей верховной воли
В час би гв за Русь не вспыхнет боле
Над ним — в пороховом дыму?
117
И вдруг я понял: око чудища,
С неутолимой злобой шаря
Из слоя в слой, от твари к твари,
Скользит по ближним граням льда,
Вонзается, меж черных груд ища
Мою судьбу, в руины замка
И, не найдя, петлей, как лямка,
Ширяет по снегу сюда.
118
Быть может, в старину раскольникам
Знаком был тот нездешний ужас,
В виденьях ада обнаружась
И жизнь пожаром осветя.
Блажен, кто не бывал невольником
Метафизического страха!
Он может мнить, что пытка, плаха —
Предел всех мук. Дитя, дитя!
119
Чем угрожал он? Чем он властвовал?
Какою пыткой, смертью?.. Полно:
Откуда знать?.. Послушны волны
Ему железных магм в аду,
И каждый гребень, каждый пласт и вал
Дрожал пред ним мельчайшей дрожью,
Не смея вспомнить Матерь Божью
И тьме покорный, как суду.
120
Не сразу понял я, кто с нежностью
Замглил голубоватой дымкой
Мне дух и тело, невидимкой
Творя от цепких глаз врага.
Другой, наивысшей неизбежностью
Сместились цифры измерений,
И дал на миг защитник-гений
Прозреть другие берега.
121
Метавшееся, опаленное,
Сознанье с воплем устремилось
В проем миров. Оттуда милость
Текла, и свет крепчал и рос,
И Тот, кого неутоленная
Душа звала, молила с детства,
Дал ощутить свое соседство
С мирами наших бурь и гроз.
122
О, как незрело, тускло, иначе
Ум представлял нетерпеливый
Вот этих радуг переливы,
Смерчи лучей... совсем не так!
О, свышеангельный светильниче!
Вождю прекрасный, Яросвете!
В чьем откровеньи, в чьем завете
Хоть раз начертан был Твой знак?
123
Тебя Архангелом Отечества
Назвал я в отроческой вере,
Когда ты мне сквозь сон в преддверьи
Кремля Небесного предстал.
Огни легенд, лампады жречества,
Пожар столиц, костры восстаний
Мне стали искрами блистаний,
Окутавших Твой пьедестал.
124
Превыше царственной чугунности
Твердынь, казарм, дворцов и тюрем,
Я слышал неподвластный бурям
Твой голос с мирной вышины,
И в годы те, на грани юности,
Душа зажглась мечтой о Храме,
О литургийном фимиаме
Тебе — в столице всей страны.
125
Теперь... Теперь я знал! Я чувствовал!
Не слухом, не трехмерным зреньем,
Но целокупным предвареньем
И всем составом всей души;
Рок Века сам меня напутствовал,
Годами скорбными готовя,
И вот теперь шептал с любовью:
Взирай. Не бойся. Запиши.
126
Быть может, нынче, невской полночью,
Дух из своей ограды вышел:
В Тебе, в Тебе я странно слышал
Покой, огромный как чертог,
И там, в тумане лунно-солнечном,
Не знаю, что и чем творили
Те, кто ст олетьями усилий
К Тебе взойти сквозь гибель смог.
127
Там души гор вздымали, шествуя,
Хорал ко Храму Солнца Мира;
Там многоцветные эфиры
Простерлись, как слои морей...
Там клиры стихиалей, пестуя
Цветы лугов песнопоющих,
Смеясь, звенели в дивных кущах
Непредставимых алтарей.
128
И, точно в беззакатных праздниках
Незримый град России строя,
Там родомыслы и герои
Уже творили купола,
А души гениев — и праведных —
Друг другу вниз передавали
Сосуды света — дале, дале,
Все ниже, ниже — к лону зла.
129
О, не могу ни в тесном разуме,
Ни в чаше чувств земных вместиться,
Что сверх ума и сверх наитья
Ты дал теперь мне, как царю;
Что не словами, но алмазами
Ты начертал в кровавом небе;
О чем, как о насущном хлебе,
Теперь стихом я говорю.
130
Нездешней сладостью и горечью
ПознаНья жгучего отравлен.
Кому Российский космос явлен
Сквозь щель обрушившихся плит;
Он будет нем на шумном сборище
И полн надежд в годину страха,
Он, поднятый из тьмы и праха,
Как собеседник, в Твой Синклиг.
131
Там, в осиянном средоточии,
Неразрушимом, недоступном,
И по блистающим уступам
Миров, готовятся пути
И строят праведные зодчие
Духовный спуск к народам мира —
Вино небесного потира
Эпохам будущим нести.
132
...Так душу бил озноб познания,
Слепя глаза лиловым, чермным,
И сквозь разъявшийся Infernum
Уже мерцал мне новый слой —
Похожий на воспоминание
О старой жизни с прежним телом,
Как будто кто-то в белом-белом
К лицу склонялся надо мной.
133
Та белизна была бездушною,
Сухой, слепой, небогомольной,
И странно: стало больно-больно,
Что кончен вещий лабиринт,
Что врач склонился над подушкою,
Что всюду—белизна палаты,
А грудь сдавил, гнетя как латы,
Кровавый, плотный, душный бинт.

1949—1953
Владимир

1Эпиграф из стихотворения Ф. И. Тютчева (1803—1873) «Цицерон» (1829; начало 1830-х). Судра — метель, вьюга, буран. Немереча — непролазная болотистая чаща. Древляне — племенное объединение восточных славян. Стрибог — в славянской мифологии бог ветра. Сузем—чернозем с примесью песка. Сувой—сугроб с застругами. Ахаш—в РМ связанный с полярными областями нашей планеты слой арктических и антарктических стихиалей. Порфира — длинная, обычно пурпурного цвета мантия; один из символов монаршей власти. ...С мечтою опобедных рострах...— в Древнем Риме трибуна украшалась рострами, носами кораблей, захваченных в бою; в Петербурге колонны перед зданием Биржи украшены скульптурными рострами, отсюда их название — ростральные колонны. Народодержец — в РМ Яросвет. Трофей — здесь: орнаментальное лепное архитектурное украшение в виде военных доспехов. Эвмениды — здесь: богини мщения и кары
...В ночь на двенадцатоемарта...— в ночь с 11-го на 12-е марта 1801 г. был убит заговорщиками в Михайловском замке император Павел I. Парки — в греческой мифологии три богини судьбы. ...Колосс на пасмурном коне...— Петр 1. ..БессмертныйАнгел сверхнарода...— в РМ Яросвет. Носитель древнего проклятия...— в РМ Жругр. Химера— в греческой мифологии чудовище с тремя головами: льва, козы и змеи; позднее изображение фантастического существа, представляющее собой невозможное сочетание частей» тела разных животных. Моабит — тюрьма в Германии. Гавань, Охта — названия районов Ленинграда. Серафим — высший из чинов ангельской иерархии. Согласно учению Псевдо-Дионисия Ареопагита, ангелы делятся на девять типов. Сверху вниз идут серафимы, херувимы, престолы, господства, силы, власти, начала, архангелы, ангелы. Брандмауэр— противопожарная смена. Эклиптика—большой круг небесной сферы, по которому перемещается центр Солнца в его видимом годичном движении, отражающем движение Земли по ее орбите. Звезда-полынь — в Откровении Иоанна Богослова звезда, которая в конце мира упадет на землю и отравит третью часть рек и источников. Квинта — музыкальный интервал, пятая ступень гаммы. Венценосный Наездник — здесь: Петр I. Фаллос — мужской половой орган, а также его изображение, обоготворявшееся некоторыми народами. Тло — дно, испод, основание. Перистальтическое
движение — червеобразные движения полых органов. Адамант — алмаз. Гог и Магог — в Ветхом Завете воинствующие антагонисты народа божьего. Синклит России—в РМ сонм просветленных душ России. Родомыслы—в РМ исторические деятели, оказавшие могучее и благотворное влияние на судьбы народа и государства и руководимые в своей деятельности вдохновляющим влиянием народоводительствующих иерархий.

автор: Андреев Д. Л. ,написано: 1949-1953, рейтинг: 0 |
вид произведения: поэма
анализ, сочинение или реферат: 0
мeтки:
аудио стихотворение: 0

слушать, скачать аудио стихотворение
ГЛАВА ШЕСТАЯ. ЛЕНИНГРАДСКИЙ АПОКАЛИПСИС. ПОЭМА Андреев Д. Л.
к общему сожалению, пока аудио нет

анализ, сочинение или реферат о стихотворении
ГЛАВА ШЕСТАЯ. ЛЕНИНГРАДСКИЙ АПОКАЛИПСИС. ПОЭМА:

Но... Если вы не нашли нужного сочинения или анализа и Вам пришлось таки написать его самому, так не будьте жмотами! Опубликуйте его здесь, а если лень регистрироваться, так пришлите Ваш анализ или сочинение на allpoetry@mail.ru и это облегчит жизнь будущим поколениям, к тому же Вы реально ощутите себя выполнившим долг перед школой. Мы опубликуем его с указанием Ваших ФИО и школы, где Вы учитесь. Поделись знанием с миром!


Андреев Д. Л. стихи:

Андреев Д. Л. все стихи