НОВИНКА : ТЕПЕРЬ И АУДИО СТИХИ !!! всего : 1726Яндекс цитирования

ЗАМОК СМАЛЬГОЛЬМ, ИЛИ ИВАНОВ ВЕЧЕР - стихотворение Жуковский В. А.

ЗАМОК СМАЛЬГОЛЬМ, ИЛИ ИВАНОВ ВЕЧЕР

До рассвета поднявшись, коня оседлал
  Знаменитый Смальгольмский барон;
И без отдыха гнал, меж утесов и скал,
  Он коня, торопясь в Бротерстон.
Не с могучим Боклю совокупно спешил
  На военное дело барон;
Не в кровавом бою переведаться мнил
  За Шотландию с Англией он;
Но в железной броне он сидит на коне;
  Наточил он свой меч боевой;
И покрыт он щитом; и топор за седлом
  Укреплен двадцатифунтовой.
Через три дни домой возвратился барон,
  Отуманен и бледен лицом;
Через силу и конь, опенен, запылен,
  Под тяжелым ступал седоком.
Анкрамморския битвы* барон не видал,
  Где потоками кровь их лилась,
Где на Эверса грозно Боклю напирал,
  Где за родину бился Дуглас;
Но железный шелом был иссечен на нем,
  Был изрублен и панцирь и щит,
Был недавнею кровью топор за седлом,
  Но не английской кровью покрыт.
Соскочив у часовни с коня за стеной,
  Притаяся в кустах, он стоял;
И три раза он свистнул — и паж молодой
  На условленный свист прибежал.
«Подойди, мой малютка, мой паж молодой,
  И присядь на колена мои;
Ты младенец, но ты откровенен душой,
  И слова непритворны твои.
Я в отлучке был три дни, мой паж молодой;
  Мне теперь ты всю правду скажи:
Что заметил? Что было с твоей госпожой?
  И кто был у твоей госпожи?»
«Госпожа по ночам к отдаленным скалам,
  Где маяк, приходила тайком
(Ведь огни по горам зажжены, чтоб врагам
  Не прокрасться во мраке ночном).
И на первую ночь непогода была,
  И без умолку филин кричал;
И она в непогоду ночную пошла
  На вершину пустынную скал.
Тихомолком подкрался я к ней в темноте;
  И сидела одна — я узрел;
Не стоял часовой на пустой высоте;
  Одиноко маяк пламенел.
На другую же ночь — я за ней по следам
  На вершину опять побежал, —
О творец, у огня одинокого там
  Мне неведомый рыцарь стоял.
Подпершися мечом, он стоял пред огнем,
  И беседовал долго он с ней;
Но под шумным дождем, но при ветре ночном
  Я расслушать не мог их речей.
И последняя ночь безненастна была,
  И порывистый ветер молчал;
И к мая́ку она на свиданье пошла;
  У мая́ка уж рыцарь стоял.
И сказала (я слышал): «В полуночный час,
  Перед светлым Ивановым днем,
Приходи ты; мой муж не опасен для нас;
  Он теперь на свиданье ином;
Он с могучим Боклю ополчился теперь;
  Он в сраженье забыл про меня —
И тайком отопру я для милого дверь
  Накануне Иванова дня».
«Я не властен прийти, я не должен прийти,
  Я не смею прийти (был ответ);
Пред Ивановым днем одиноким путем
  Я пойду… мне товарища нет».
«О, сомнение прочь! безмятежная ночь
  Пред великим Ивановым днем
И тиха и темна, и свиданьям она
  Благосклонна в молчанье своем.
Я собак привяжу, часовых уложу,
  Я крыльцо пересыплю травой,
И в приюте моем, пред Ивановым днем,
  Безопасен ты будешь со мной».
«Пусть собака молчит, часовой не трубит,
  И трава не слышна под ногой, —
Но священник есть там; он не спит по ночам;
  Он приход мой узнает ночной».
«Он уйдет к той поре: в монастырь на горе
  Панихиду он позван служить:
Кто-то был умерщвлен; по душе его он
  Будет три дни поминки творить».
Он нахмурясь глядел, он как мертвый бледнел,
  Он ужасен стоял при огне.
«Пусть о том, кто убит, он поминки творит:
  То, быть может, поминки по мне.
Но полуночный час благосклонен для нас:
  Я приду под защитою мглы».
Он сказал… и она… я смотрю… уж одна
  У мая́ка пустынной скалы».
И Смальгольмский барон, поражен, раздражен,
  И кипел, и горел, и сверкал.
«Но скажи наконец, кто ночной сей пришлец?
  Он, клянусь небесами, пропал!»
«Показалося мне при блестящем огне:
  Был шелом с соколиным пером,
И палаш боевой на цепи золотой,
  Три звезды на щите голубом».
«Нет, мой паж молодой, ты обманут мечтой;
  Сей полуночный мрачный пришлец
Был не властен прийти: он убит на пути;
  Он в могилу зарыт, он мертвец».
«Нет! не чудилось мне; я стоял при огне,
  И увидел, услышал я сам,
Как его обняла, как его назвала:
  То был рыцарь Ричард Кольдингам».
И Смальгольмский барон, изумлен, поражен,
  И хладел, и бледнел, и дрожал.
«Нет! в могиле покой; он лежит под землей,
  Ты неправду мне, паж мой, сказал.
Где бежит и шумит меж утесами Твид,
  Где подъемлется мрачный Эльдон*,
Уж три ночи, как там твой Ричард Кольдингам
  Потаенным врагом умерщвлен.
Нет! сверканье огня ослепило твой взгляд;
  Оглушен был ты бурей ночной;
Уж три ночи, три дня, как поминки творят
  Чернецы за его упокой».
Он идет в ворота, он уже на крыльце,
  Он взошел по крутым ступеням
На площадку, и видит: с печалью в лице,
  Одиноко-унылая, там
Молодая жена — и тиха, и бледна,
  И в мечтании грустном глядит
На поля, небеса, на Мертонски леса,
  На прозрачно бегущую Твид.
«Я с тобою опять, молодая жена». —
  «В добрый час, благородный барон.
Что расскажешь ты мне? Решена ли война?
  Поразил ли Боклю иль сражен?»
«Англичанин разбит; англичанин бежит
  С Анкрамморских кровавых полей;
И Боклю наблюдать мне маяк мой велит
  И беречься недобрых гостей».
При ответе таком изменилась лицом
  И ни слова… ни слова и он;
И пошла в свой покой с наклоненной главой,
  И за нею суровый барон.
Ночь покойна была, но заснуть не дала.
  Он вздыхал, он с собой говорил:
«Не пробудится он; не подымется он;
  Мертвецы не встают из могил».
Уж заря занялась; был таинственный час
  Меж рассветом и утренней тьмой;
И глубоким он сном пред Ивановым днем
  Вдруг заснул близ жены молодой.
Не спалося лишь ей, не смыкала очей…
  И бродящим, открытым очам,
При лампадном огне, в шишаке и броне
  Вдруг явился Ричард Кольдингам.
«Воротись, удалися», — она говорит.
  «Я к свиданью тобой приглашен;
Мне известно, кто здесь, неожиданный, спит, —
  Не страшись, не услышит нас он.
Я во мраке ночном потаенным врагом
  На дороге изменой убит;
Уж три ночи, три дня, как монахи меня
  Поминают — и труп мой зарыт.
Он с тобой, он с тобой, сей убийца ночной!
  И ужасный теперь ему сон!
И надолго во мгле на пустынной скале,
  Где маяк, я бродить осужден;
Где видалися мы под защитою тьмы;
  Там скитаюсь теперь мертвецом;
И сюда с высоты не сошел бы… но ты
  Заклинала Ивановым днем».
Содрогнулась она и, смятенья полна,
  Вопросила: «Но что же с тобой?
Дай один мне ответ — ты спасен ли иль нет?..*
  Он печально потряс головой.
«Выкупается кровью пролитая кровь, —
  То убийце скажи моему.
Беззаконную небо карает любовь, —
  Ты сама будь свидетель тому».
Он тяжелою шуйцей коснулся стола;
  Ей десницею руку пожал —
И десница как острое пламя была,
  И по членам огонь пробежал.
И печать роковая в столе вожжена:
  Отразилися пальцы на нем;
На руке ж — но таинственно руку она
  Закрывала с тех пор полотном.
Есть монахиня в древних Драйбургских стенах:
  И грустна и на свет не глядит;
Есть в Мельрозской обители мрачный монах:
  И дичится людей и молчит.
Сей монах молчаливый и мрачный — кто он?
  Та монахиня — кто же она?
То убийца, суровый Смальгольмский барон;
  То его молодая жена.1

1Написано в июле (?) 1822 г. Напечатано впервые в журнале «Соревнователь просвещения и благотворения», 1824, ч. XXV, № 11, под названием «Замок Смальгольм. Шотландская сказка». В том же году баллада была перепечатана в «Новостях литературы» (1824, ч. VII, № VII) под другим названием — «Дунканов вечер. Шотландская сказка». В этих изданиях «Иванов день» заменен «Дункановым днем», в связи с цензурными затруднениями (см. ниже). В настоящем издании заглавие печатается по авторизованной копии, хранящейся в Институте русской литературы (Пушкинский дом) в Ленинграде (27777 CXCVIII б. 48). Перевод баллады Вальтера Скотта «The Eve of St. John» («Канун святого Джона»). Вальтер Скотт снабдил балладу подробными историческими примечаниями; Жуковский воспроизвел их в третьем издании Стихотворений (т. III, СПб., 1824). В балладе Вальтера Скотта использованы предания о происходившей в XVI веке ожесточенной войне между Шотландией и Англией. В переводе Жуковский ослабил этнографизм, опустил характерные для манеры Вальтера Скотта детальные описания рыцарского снаряжения и обычаев. Взамен этого усилено лирическое звучание баллады (сопоставление подлинника и перевода см. во вступительной статье, т. 1 наст. издания).
Напечатать балладу Жуковскому удалось только после долгих цензурных мытарств. В последние годы царствования Александра I начался разгул официального мракобесия и ханжества, что выражалось в крайней подозрительности цензуры. И в Москве и в Петербурге баллада была воспринята цензурой как безбожная и безнравственная. Главной причиной такого заключения было «кощунственное» соединение любовной темы с темой «Иванова вечера». «Иванов вечер», или «Иванова ночь», — канун народного праздника Купалы, переосмысленного церковью как празднование рождения Иоанна Крестителя (ночь с 23 на 24 июня). По этому поводу Пушкин писал в «Путешествии из Москвы в Петербург»: «В славной балладе Жуковского назначается свидание накануне Иванова дня; цензор нашел, что в такой великий праздник грешить неприлично, и никак не желал пропустить баллады Вальтер-Скотта» (А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений в 10 томах, т. VII, М.-Л., изд. АН СССР, 1949, стр. 647). Цензура требовала коренной переделки: изменения названия, переработки финала, замены якобы изображенных Жуковским обрядов «греко-российской» церкви («панихида» и др.) несуществующими шотландскими обрядами и т. д. Особую активность в преследовании баллады проявил известный своей придирчивостью цензор А. С. Бируков, названный Пушкиным «трусливым дураком». Бируков восстановил против Жуковского петербургский цензурный комитет. В августе 1822 г. Жуковский обратился с жалобой на цензурный произвол к обер-прокурору синода и министру народного просвещения князю А. Н. Голицыну. В одном из писем к Голицыну он писал: «Главный порок сей баллады, по мнению гг. цензоров, есть заключение. Убийца от ревности и неверная жена скрываются друг от друга и от света в уединении монастырском… и в этом господа цензоры видят оскорбление монашеского сана… В переводе моем нет точного слова раскаяние единственно потому, что его нет и в оригинале, что я не хотел делать из стихов прозу и что самое слово здесь нисколько не нужно для полной ясности… Если бы не было защиты против подобных страшных и непонятных обвинений цензуры, то благомыслящему писателю, при всей чистоте его намерений, надлежало бы отказаться от пера и решиться молчать; ибо в противном случае он не избежал бы незаслуженного оскорбления перед лицом своего отечества» (см. «Исследования и статьи по русской литературе и просвещению» М. И. Сухомлинова, т. I, СПб., 1889, стр. 439 и сл.). Цензурная история баллады рассмотрена в примечаниях Ц. С. Вольпе к первому изданию «Стихотворений» Жуковского в большой серии «Библиотеки поэта», т. I, Л., 1939, стр. 403–406; в указанной работе М. И. Сухомлинова, стр. 436–447; в «Русской старине», 1900, т. CII, стр. 71–89 («В. А. Жуковский перед судом С.-Петербургского цензурного комитета»), и др. После длительных хлопот балладу удалось напечатать, изменив «Иванов день» на «Дунканов день» (в действительности такого праздника в Шотландии нет). По требованию цензуры Жуковский снабдил балладу примечаниями не только исторического, но и нравоучительного характера; как заметил И. В. Измайлов, последние явно ироничны (В. А. Жуковский. Стихотворения, Л., большая серия «Библиотеки поэта», 2-е изд., 1956, стр. 818).
Жуковский переработал строфы 44-ю и 47-ю, не внося в них, однако, существенных перемен, кроме замены смутившего цензуру слова «знаменье» на «печать». В настоящем издании эти строфы, даны по печатному тексту; в рукописи они читаются;
Строфа 44-я:
И она, помолясь и крестом оградясь,
  Вопросила: «Но что же с тобой?
Дай один мне ответ — ты спасен или нет?»
  Он печально потряс головой.
И ужасное знаменье в стол вожжено,
  Напечатались пальцы на нем;
На руке обожженной чернеет пятно:
  И закрыта с тех пор полотном.
Белинский высоко ценил «Иванов вечер». «По языку, — писал он, — это одно из удивительнейших произведений Жуковского» (Полное собрание сочинений, т. VII, стр. 178).


Замок Смальгольм действительно существовал на юге Шотландии, неподалеку от границы с Англией.
Анкрамморская битва — кровопролитное сражение при деревне Анкраммур (1545); шотландское войско возглавлялось крупными феодалами Арчибальдом Дугласом и Вальтером Скоттом-Боклю, а одним из английских военачальников был лорд Эверс.
Эльдон — «высокий холм с тремя коническими вершинами, над самым городом Мельрозом, в который любопытные приезжают смотреть развалины великолепного монастыря» (прим. Жуковского).
«…ты спасен или нет?..» — Имеется в виду «спасение души», прощение грешника богом на том свете.

автор: Жуковский В. А. ,написано: 1822, рейтинг: 0 |
вид произведения: баллада
анализ, сочинение или реферат: 0
мeтки:
аудио стихотворение: 0

слушать, скачать аудио стихотворение
ЗАМОК СМАЛЬГОЛЬМ, ИЛИ ИВАНОВ ВЕЧЕР Жуковский В. А.
к общему сожалению, пока аудио нет

анализ, сочинение или реферат о стихотворении
ЗАМОК СМАЛЬГОЛЬМ, ИЛИ ИВАНОВ ВЕЧЕР:

Но... Если вы не нашли нужного сочинения или анализа и Вам пришлось таки написать его самому, так не будьте жмотами! Опубликуйте его здесь, а если лень регистрироваться, так пришлите Ваш анализ или сочинение на allpoetry@mail.ru и это облегчит жизнь будущим поколениям, к тому же Вы реально ощутите себя выполнившим долг перед школой. Мы опубликуем его с указанием Ваших ФИО и школы, где Вы учитесь. Поделись знанием с миром!


Жуковский В. А. стихи:

Жуковский В. А. все стихи