Василий ЖуковскийПОЛИКРАТОВ ПЕРСТЕНЬ
На кровле он стоял высоко...
На кровле он стоял высоко
И на Самос богатый око
С весельем гордым преклонял:
"Сколь щедро взыскан я богами!
Сколь счастлив я между царями!" —
Царю Египта он сказал.
"Тебе благоприятны боги;
Они к твоим врагам лишь строги
И всех их предали тебе;
Но жив один, опасный мститель;
Пока он дышит… победитель,
Не доверяй своей судьбе".
Еще не кончил он ответа,
Как из союзного Милета
Явился присланный гонец:
"Победой ты украшен новой;
Да обовьет опять лавровый
Главу властителя венец;
Твой враг постигнут строгой местью;
Меня послал к вам с этой вестью
Наш полководец Полидор".
Рука гонца сосуд держала:
В сосуде голова лежала;
Врага узнал в ней царский взор.
И гость воскликнул с содроганьем:
"Страшись! Судьба очарованьем
Тебя к погибели влечет.
Неверные морские волны
Обломков корабельных полны:
Еще не в пристани твой флот".
Еще слова его звучали…
А клики брег уж оглашали,
Народ на пристани кипел;
И в пристань, царь морей крылатый,
Дарами дальних стран богатый,
Флот торжествующий влетел.
И гость, увидя то, бледнеет.
"Тебе Фортуна благодеет…
Но ты не верь, здесь хитрый ков,
Здесь тайная погибель скрыта:
Разбойники морские Крита
От здешних близко берегов".
И только выронил он слово,
Гонец вбегает с вестью новой:
"Победа, царь! Судьбе хвала!
Мы торжествуем над врагами:
Флот критский истреблен богами;
Его их буря пожрала".
Испуган гость нежданной вестью…
"Ты счастлив; но судьбины лестью
Такое счастье мнится мне:
Здесь вечны блага не бывали,
И никогда нам без печали
Не доставалися оне.
И мне все в жизни улыбалось;
Неизменяемо, казалось,
Я силой вышней был храним;
Все блага прочил я для сына…
Его, его взяла судьбина;
Я долг мой сыном заплатил.
Чтоб верной избежать напасти,
Моли невидимые власти
Подлить печали в твой фиал.
Судьба и в милостях мздоимец:
Какой, какой ее любимец
Свой век не бедственно кончал?
Когда ж в несчастье рок откажет,
Исполни то, что друг твой скажет:
Ты призови несчастье сам.
Твои сокровища несметны:
Из них скорей, как дар заветный,
Отдай любимое богам".
Он гостю внемлет с содроганьем:
"Моим избранным достояньем
Доныне этот перстень был;
Но я готов властям незримым
Добром пожертвовать любимым…"
И перстень в море он пустил.
Наутро, только луч денницы
Озолотил верхи столицы,
К царю является рыбарь:
"Я рыбу, пойманную мною,
Чудовище величиною,
Тебе принес в подарок, царь!"
Царь изъявил благоволенье…
Вдруг царский повар в исступленье
С нежданной вестию бежит:
"Найден твой перстень драгоценный,
Огромной рыбой поглощенный,
Он в ней ножом моим открыт".
Тут гость, как пораженный громом,
Сказал: "Беда над этим домом!
Нельзя мне другом быть твоим;
На смерть ты обречен судьбою:
Бегу, чтоб здесь не пасть с тобою…"
Сказал и разлучился с ним.1
1Написано в марте 1831 г. Напечатано впервые в "Балладах и повестях В. А. Жуковского", в двух частях, СПб., 1831; одновременно — в "Балладах и повестях В. А. Жуковского", СПб., 1831 (в одном томе). Перевод одноименной баллады Шиллера.
Сюжет баллады взят из "Истории" древнегреческого историка Геродота; в третьей книге "Истории" рассказывается о судьбе властителя острова Самос Поликрате Самосском. По Геродоту, боги позавидовали бесчисленным удачам Поликрата; и даже его решение добровольно лишить себя любимого перстня (таков был совет его друга, египетского фараона Амазиса) не смягчило богов. Они не приняли добровольной жертвы, и перстень был возвращен Поликрату: рыбак обнаружил его в брюхе пойманной рыбы. Фараон, устрашенный таким явным знаком обреченности друга, покидает его, боясь разделить его участь. Вскоре, по рассказу Геродота, Поликрат действительно погиб мучительной смертью: обманом завлекший к себе Поликрата персидский сатрап Оройт умертвил его, распяв вниз головой.
Жуковский в переводе смягчил слишком реалистические, с его точки зрения, подробности. Тему зависти богов Жуковский также сгладил. В подлиннике — "боги желают твоей гибели"; в переводе — "на смерть ты обречен судьбою".