Василий ЖуковскийПОХОРОНЫ ЛЬВИЦЫ

    В лесу скончалась львица.
Тотчас ко всем зверям повестка. Двор и знать
Стеклись последний долг покойнице отдать.
    Усопшая царица
Лежала посреди пещеры на одре,
   Покрытом кожею звериной;
    В углу, на алтаре
Жгли ладан, и Потап с смиренной образиной —
Потап-мартышка, ваш знакомец, — в нос гнуся,
   С запинкой, заунывным тоном,
Молитвы бормотал. Все звери, принося
Царице скорби дань, к одру с земным поклоном
По очереди шли, и каждый в лапу чмок,
Потом поклон царю, который, над женою
Как каменный сидя и дав свободный ток
  Слезам, кивал лишь молча головою
На все поклонников приветствия в ответ.
Потом и вынос. Царь выл голосом, катался
От горя по земле, а двор за ним вослед
Ревел, и так ревел, что гулом возмущался
   Весь дикий и обширный лес;
Еще ж свидетели с божбой нас уверяли,
Что суслик-камергер без чувств упал от слез
И что лисицу с час мартышки оттирали!
Я двор зову страной, где чудный род людей:
Печальны, веселы, приветливы, суровы;
По виду пламенны, как лед в душе своей;
    Всегда на все готовы;
Что царь, то и они; народ — хамелеон,
    Монарха обезьяны;
Ты скажешь, что во всех единый дух вселен;
   Не люди, сущие органы:
Завел — поют, забыл завесть — молчат.
Итак, за гробом все и воют и мычат.
Не плачет лишь олень. Причина? Львица съела
Жену его и дочь. Он смерть ее считал
Отмщением небес. Короче, он молчал.
Тотчас к царю лиса-лестюха подлетела
И шепчет, что олень, бессовестная тварь,
    Смеялся под рукою.
Вам скажет Соломон, каков во гневе царь!
А как был царь и лев, он гривою густою
    Затряс, хвостом забил,
    "Смеяться, — возопил, —
  Тебе, червяк? Тебе! над их стенаньем!
Когтей не посрамлю преступника терзаньем;
    К волкам его! к волкам!
Да вмиг расторгнется ругатель по частям,
Да казнь его смирит в обителях Плутона
   Царицы оскорбленной тень!"
      Олень,
Который не читал пророка Соломона,
  Царю в ответ: "Не сетуй, государь,
   Часы стенаний миновались!
Да жертву радости положим на алтарь!
Когда в печальный ход все звери собирались
   И я за ними вслед бежал,
Царица пред меня в сиянье вдруг предстала;
Хоть был я ослеплен, но вмиг ее узнал.
   — Олень! — святая мне сказала, —
   Не плачь, я в области богов
Беседую в кругу зверей преображенных!
   Утешь со мною разлученных!
Скажи царю, что там венец ему готов! —
   И скрылась". — "Чудо! откровенье!" —
    Воскликнул хором двор.
    А царь, осклабя взор,
   Сказал: "Оленю в награжденье
   Даем два луга, чин и лань!"
Не правда ли, что лесть всегда приятна дань?¹