Всеволод РождественскийГОЛОС УБИТЫХ

Из-под песка говорю, из полусгнивших костей,
рассыпанных в темной пучине.
Волны морские у острых камней
плещутся равнодушно;
рыбы, играя, скользят надо мной,
череп мой задевая.

Всё здесь темно.

Волны шумят, равнодушны и сини,
вытекли очи мои от укола иголок,
лежу я в безмолвной пучине,
свой бесконечный раскинувшей полог.
Мохом заросшие,
ноги мои переломаны, известью стали суставы,
складки упорства, надежды
застыли у рта величаво.
Шел я ко дну сквозь взметенные воды,
рыбы скользили во тьме, чешуей зеленея,
камень тяжелый лежал у меня на груди,
камень висел и на шее.
Ржавчина проволок съела узлы,
камень мне в грудь провалился…

Всё здесь темно.

Слушайте, люди!
Полно смотреть на сады и дворцы
и любоваться полетами чаек!
Кто из вас там глаза закрывает?
День обнимается с палачами,
в чаши кровавые им вино и зарю наливает.
Чувствую… тени плывут надо мной,
солнце и неба лазурь поглощаются тьмою,
кровь моя слышит и смех, и веселье
там, наверху,
и в мой подводный песок, в эту тину
доходит ко мне оскорбленье.
Боль и порыв мой смирились,
припоминая и раны, и битвы, и цепи.
Больше ничто у меня не болит.
Что же мне делать и думать о чем?
Что мне поведает полдня сиянье,
если он может смеяться с моим палачом,
смотрит на пальмы, любуется их трепетаньем?
Страшный я слышу голос сейчас, —
скоро ль замолкнет хор палачей?
Время, скажи, дай ответ!
Ждем мы, здесь сотни покоятся нас,
в тине, во мху этих темных глубин.

Всё здесь темно…

Сюда не доходит
нежный румянец рассвета.
С камнем на шее нашли мы могилу.
В ночь, когда волны бурлили,
нас глубоко в эту тьму опустили,
где уже нет и надежд на спасенье,
где нас никто не может увидеть.
Слушайте ж голос из тьмы погребенья, —
пусть, одиночество нарушая,
там он звучит, где лишь темень немая.
Вести ужасные день к нам доносит нередко.
Окровавленную видите руку
С голубем, с мирной оливковой веткой?
Там, наверху, погребают Свободу,—
ищет убийца признания, лавров почета.

О, до каких еще пор
будет голос звучать в этот сумрачный час?
Время, скажи, дай ответ.
Ждем мы. Здесь сотни покоятся нас
в тине, во мху этих темных глубин.

1966