Василий ЖуковскийАДЕЛЬСТАН
День багрянил, померкая,...
День багрянил, померкая,
Скат лесистых берегов;
Реин, в зареве сияя,
Пышен тек между холмов.
Он летучей влагой пены
Замок Аллен орошал;
Терема зубчаты стены
Он в потоке отражал.
Девы красные толпою
Из растворчатых ворот
Вышли на́ берег — игрою
Встретить месяца восход.
Вдруг плывет, к ладье прикован,
Белый лебедь по реке;
Спит, как будто очарован,
Юный рыцарь в челноке.
Алым парусом играет
Легкокрылый ветерок,
И ко брегу приплывает
С спящим рыцарем челнок.
Белый лебедь встрепенулся,
Распустил криле свои;
Дивный плаватель проснулся —
И выходит из ладьи.
И по Реину обратно
С очарованной ладьей
Поплыл тихо лебедь статный
И сокрылся из очей.
Рыцарь в замок Аллен входит:
Все в нем прелесть — взор и стан;
В изумленье всех приводит
Красотою Адельстан.
Меж красавицами Лора
В замке Аллене была
Видом ангельским для взора,
Для души душой мила.
Графы, герцоги толпою
К ней стеклись из дальних стран —
Но умом и красотою
Всех был краше Адельстан.
Он у всех залог победы
На турнирах похищал;
Он вечерние беседы
Всех милее оживлял.
И приветны разговоры
И приятный блеск очей
Влили нежность в сердце Лоры —
Милый стал супругом ей.
Исчезает сновиденье —
Вслед за днями мчатся дни:
Их в сердечном упоенье
И не чувствуют они.
Лишь случается порою,
Что, на воды взор склонив,
Рыцарь бродит над рекою,
Одинок и молчалив.
Но при взгляде нежной Лоры
Возвращается покой;
Оживают тусклы взоры
С оживленною душой.
Невидимкой пролетает
Быстро время — наконец,
Улыбаясь, возвещает
Другу Лора: "Ты отец!"
Но безмолвно и уныло
На младенца смотрит он,
"Ах! — он мыслит, — ангел милый,
Для чего ты в свет рожден?"
И когда обряд крещенья
Патер должен был свершить,
Чтоб водою искупленья
Душу юную омыть:
Как преступник перед казнью,
Адельстан затрепетал;
Взор наполнился боязнью;
Хлад по членам пробежал.
Запинаясь, умоляет
День обряда отложить.
"Сил недуг меня лишает
С вами радость разделить!"
Солнце спряталось за гору;
Окропился луг росой;
Он зовет с собою Лору
Встретить месяц над рекой.
"Наш младенец будет с нами:
При дыханье ветерка
Тихоструйными волнами
Усыпит его река".
И пошли рука с рукою…
День на холмах догорал;
Молча, сумрачен душою,
Рыцарь сына лобызал.
Вот уж поздно; солнце село;
Отуманился поток;
Черен берег опустелый;
Холодеет ветерок.
Рыцарь все молчит, печален;
Все идет вдоль по реке;
Лоре страшно; замок Аллен
С час как скрылся вдалеке.
"Поздно, милый; уж седеет
Мгла сырая над рекой;
С вод холодный ветер веет;
И дрожит младенец мой".
"Тише, тише! Пусть седеет
Мгла сырая над рекой;
Грудь моя младенца греет;
Сладко спит младенец мой".
"Поздно, милый; поневоле
Страх в мою теснится грудь;
Месяц бледен; сыро в поле;
Долог нам до замка путь".
Но молчит, как очарован,
Рыцарь, глядя на реку…
Лебедь там плывет, прикован
Легкой цепью к челноку.
Лебедь к берегу — и с сыном
Рыцарь сесть в челнок спешит;
Лора вслед за паладином;
Обомлела и дрожит.
И, осанясь, лебедь статный
Легкой цепию повлек
Вдоль по Реину обратно
Очарованный челнок.
Небо в Реине дрожало,
И луна из дымных туч
На ладью сквозь парус алый
Проливала темный луч.
И плывут они, безмолвны;
За кормой струя бежит;
Тихо плещут в лодку волны;
Парус вздулся и шумит.
И на береге молчанье;
И на месяце туман;
Лора в робком ожиданье;
В смутной думе Адельстан.
Вот уж ночи половина:
Вдруг… младенец стал кричать.
"Адельстан, отдай мне сына!" —
Возопила в страхе мать.
"Тише, тише; он с тобою.
Скоро… ах! кто даст мне сил?
Я ужасною ценою
За блаженство заплатил.
Спи, невинное творенье;
Мучит душу голос твой;
Спи, дитя; еще мгновенье,
И навек тебе покой".
Лодка к брегу — рыцарь с сыном
Выйти на берег спешит;
Лора вслед за паладином,
Пуще млеет и дрожит.
Страшен берег обнаженный;
Нет ни жила, ни древес;
Черен, дик, уединенный,
В стороне стоит утес.
И пещера под скалою —
В ней не зрело око дна;
И чернеет пред луною
Страшным мраком глубина.
Сердце Лоры замирает;
Смотрит робко на утес.
Звучно к бездне восклицает
Паладин: "Я дань принес".
В бездне звуки отравились;
Отзыв грянул вдоль реки;
Вдруг… из бездны появились
Две огромные руки.
К ним приблизил рыцарь сына…
Цепенеющая мать,
Возопив, у паладина
Жертву бросилась отнять
И воскликнула: "Спаситель!.."
Глас достигнул к небесам:
Жив младенец, а губитель
Ниспровергнут в бездну сам.
Страшно, страшно застонало
В грозных сжавшихся когтях…
Вдруг все пусто, тихо стало
В глубине и на скалах.1
1Написано в январе 1813 (?) г. Напечатано впервые в журнале "Вестник Европы", 1813, № 3 и 4; с подзаголовком: "Баллада (перевод с английского)". Текст в "Вестнике Европы" отличается от окончательной редакции (см. ниже). Перевод баллады Р. Саути "Rudiger" ("Радигер"). Сюжет баллады взят Саути из средневековых немецких сказаний о Лоэнгрине. Другой вариант этих сказаний позднее лег в основу знаменитой оперы Р. Вагнера "Лоэнгрин", где Лоэнгрин, облеченный чудесной силой рыцарь, служит "божественной" справедливости. Жуковский в своем переводе изменил имена и названия. У Саути рыцаря зовут Радигер, героиню — Маргарита; действие происходит не в "замке Аллен", а у "стен Вальдхерста". Изменена Жуковским и стиховая структура баллады: у Саути — сочетание четырехстопного и трехстопного ямба, с чередующейся женской и мужской рифмой. В первоначальной редакции, помещенной в "Вестнике Европы", Жуковским был изменен финал баллады Саути (вмешательство "свыше"); мольба матери оставалась напрасной:
И воскликнула: спаситель!
Руку рыцаря схватя.
Нет спасения! губитель
В бездну бросил уж дитя.
И дитя, виясь, стенало,
В грозных сжатое когтях…
Вдруг все пусто, тихо стало
В глубине и на скалах.
В окончательной редакции Жуковский, следуя за текстом Саути, заставляет "спасителя"-бога вмешаться в ход событий, спасти безвинного и наказать виновного.