Жуковский особенно часто употребляет два эпитета: тихий и тайный,- придающих своеобразный колорит его поэзии. Вот ряд примеров: тихая Славянка, тихое небо, тихие сени (леса), тихий блеск (заката), тихая гармония (ручья). Этот эпитет, сообщающий какую-то "приглушенность" самым разнообразным предметам и явлениям, о которых говорит поэт, глубоко отвечает мотиву тишины, проходящему через всю поэзию Жуковского:
Ты предо мною
Легла на горы тишина;
Стояла тихо (…)
Утих и лес дремучий.
Ты удалилась,
Как тихий ангел; (…)
("Громобой")
Тихая ночь!..
("9 марта 1823")
Эта тишина у Жуковского наполняется таинственным содержанием: "таинственный посетитель" исчезает "безответно и безгласно", уводя нас за собой… Поэтому эпитет тихий, естественно, сочетается у Жуковского с эпитетами тайный, таинственный: тайная страна, тайная жертва, тайная робость. В романтическом стиле Жуковского было такое, что ушло вместе с его пассивным, мистическим романтизмом. Но основные достижения поэтического языка поэта-романтика были усвоены последующей русской литературой.
Велико значение Жуковского и в истории русского стиха. Он обогатил русскую ритмику, показал ее неисчерпаемые возможности. Это было признано современной Жуковскому критикой. "Ни один русский поэт не писал у нас метрами столь многоразличными",- отметил Н. А. Полевой. Тот же критик верно указал и на особенность стиха Жуковского: "…это музыкальность стиха его, певкость, так сказать - мелодическое выражение, сладкозвучие". Именно это качество стихов Жуковского позволило Пушкину сказать об их "пленительной сладости".
До Жуковского в русской поэзии господствовали двусложные размеры, особенно ямб, а трехсложные (дактиль, амфибрахий, анапест) были большой редкостью. Это придавало стиху метрическое однообразие. Жуковский начал широко пользоваться трехсложными размерами, в частности амфибрахием. Этот метр он применял и в лирических стихотворениях ("Ночь", "Море"), и в балладах ("Эолова арфа"). Реже пользовался он дактилем ("Рыцарь Роллон") и анапестом ("Замок Смальгольм, или Иванов вечер"). Большое внимание Жуковский уделил гекзаметру, применяя его в различных жанрах (не только в героических, но и в бытовых, шуточных) и в различных вариантах (см., например, стихи на смерть Пушкина: "Он лежал без движенья, как будто по тяжкой работе…", 1837). Помимо традиционных размеров, Жуковский создавал новые формы стиха, сочетая в них различные метры ("К ней") или отказываясь от строгого метра в пользу вольного стиха ("9 марта 1823").
Богатства стиховых форм Жуковский достигает не только употреблением различных размеров, но и разнообразием их использования. В традиционных ямбах и хореях он сочетает стихи различной длины: от одностопных до шестистопных. Необычно звучит, например, баллада "Узник", в которой стихи четырехстопного ямба сменяются одностопными стихами:
За днями дни идут, идут…
Напрасно;
Они свободы не ведут
Прекрасной;
Об ней тоскую и молюсь,
Ее зову, не дозовусь.
Поэт умело пользуется ритмическими вариантами стихотворных размеров, например переносом ударения на безударный по схеме размера слог ("…Жизнь и поэзия - одно").
Исключительно богата строфика Жуковского, в области которой он совершает своего рода революцию. Достаточно просмотреть его баллады, чтобы убедиться в этом. Почти каждая баллада написана своей строфой, если иметь в виду не только способ рифмовки, но и метрическую форму строфы ("Узник", "Эолова арфа").
Многообразные средства поэтического выражения, которыми Жуковский обогатил русскую литературу, были подчинены задаче глубокого анализа сложных и противоречивых душевных движений, познания внутреннего мира человека. Стихи Жуковского "шли из сердца и к сердцу; они говорили не о ярком блеске иллюминаций, не о громе побед, а о таинствах сердца, о таинствах внутреннего мира души…" . В этих словах В. Г. Белинского отмечена основная заслуга Жуковского перед русской литературой.
