Скажу я вам теперь, Жаль, если не сумею, Как наш товарищ пел В двадцатом, перед смертью. Он умер для того, Чтоб мы не умирали. Каратели его Израненного брали.
Заржавленным прутом Испытывали силу. Умаялись. Потом Велели рыть могилу. А может ты споешь? Смеясь, спросил хорунжий, Надутый, будто еж, Увешанный оружьем.
Луна ползла, как тиф. Безжизненно, сурово. И вздыбился мотив! И зазвучало слово! Пел песню комиссар, Пел, выбрал гимн из гимнов. Пел, будто воскресал! Пел, голову закинув.
Пел, будто пил вино. Пел, хвастаясь здоровьем. Мы наш, он пел, мы но... Мы новый мир построим! Был темным, как земля, И мокрым, как из бани. Пел, еле шевеля Разбитыми губами.
Шептал слова не в такт,
Упрямо повторялся. И получилось так, Что он не пел, а клялся! Литые фразы жгли, С зарей перемежаясь. Хорунжий крикнул: Пли! А песня продолжалась.
Была грозе сродни, Светилась и трубила. В руках у солдатни Плясали карабины. Дрожали молодцы -Ни стати и ни прыти... Великие певцы, Пожалуйста, замрите!
Смотри, уходит мгла, Светлеет поднебесье, И силу набрала Расстрелянная песня. Широкий день встает Над жизнью недопетой, А песня та звучит Уже над всей планетой!
