С блуждающим взглядом, бледна и страшна, В рубахе дырявой, босая, Опять под окошком явилась она, Седой головою мотая... Не просит она ничего, но в окно С улыбкой безумной и бледной Глядит и грозит... На дворе холодно, Лицо посинело у бедной. Глядит на картины в гостиной, цветы, Портьеры, ковры, позолоту; Потом на лохмотья своей нищеты, На дыры, - заплаты без счету, - Глядит и хохочет, тряся головой, Бормочет с усмешкою дикой Угрозы кому-то; кулак свой худой Сжимает со злобой великой... - "Юродствует, - вишь ты, - а раньше была Богачкой, в каретах каталась, Да вольною-волею все раздала, - В чем мать родила, - в том осталась... Душа ее, вишь ты, у бога давно, - А тело живет, - для искуса... Ей, стало быть, подвиг свершить суждено Во имя Христа Иисуса..." Ее зазывают на кухню, в тепло; Покормят, наденут ей платье; Согреется дурочка, взглянет светло, - Промолвит: "Спасибо вам, братья!" Дадут ей обносков, - уйдет с узелком. Проходит неделя, другая; Вдруг смотришь: старуха грозит кулаком В рубахе опять и босая. - Где ж платье, Дашутка?.. В кабак отнесла? - Смеются лакеи над нею. "Нельзя мне быть в платье!.. Нельзя... Отдала... Есть люди меня победнее!.."
