Я не могу забыть ужасного виденья. Страшней всего в нем то, что это не был сон, Не бред болезненный, не блажь воображенья Кошмар был наяву и солнцем освещен. Оборвана, бледна, худа и безобразна, Бесчувственно пьяна, но, верно, голодна, У двери кабака, засаленной и грязной, На слякоти ступень свалилася она - Кормилица и мать. Живой скелет ребенка Повиснул на груди иссохшей и грызет Со злобой жадного, голодного волчонка, И, вместо молока, дурман и смерть сосет. Кругом галдит народ на площади базара, И в воздухе висят над серою толпой Ругательства да смрад промозглого товара. Спокойно на углу стоит городовой, А солнце-юморист с улыбкой властелина Из синей пустоты сияет так светло, Лаская, золотя ужасную картину Лучами ясными эффектно и тепло.
