Анна БарыковаПОРТНОЙ И ФЕЯ

В Париже, нищетой и золотом богатом,
У деда моего, он был бедняк-портной,
О лете тысячу семьсот восьмидесятом,
Вот что случилося с новорожденным - мной.
Про славную судьбу народного Орфея
Ничто еще тогда не предвещало мне,
Но раз мой дед застал меня в объятьях феи,
Которая меня баюкала во сне.
И песнь ее лилась, и первые печали
Под звуки песни той волшебной утихали.
Вот добрый старичок с невольным беспокойством
Спросил ее: - "Скажи, чем будет мальчик мой!" -
"Я охраню его жезла волшебным свойством, -
Ответила она; - но будет он простой
Слуга в гостинице, приказчик, типографщик,
Потом ударит гром над юной головой,
Бог взглянет на него, очнется бедный мальчик,
И смело запоет под новою грозой".
Так песнь ее лилась, и первые печали
Под звуки песни той волшебной утихали.
"Веселой юности восторги молодые
В душе его тогда разбудят песен рой,
Утешат бедняков припевы их лихие,
Нарушат богачей скучающий покой
Когда ж потонут вдруг и слава и свобода,
О них не замолчит восторженный певец:
Об их крушении расскажет он народу,
Как спасшийся от волн испуганный пловец".
Так песнь ее лилась, и первые печали
Под звуки песни той волшебной утихали.
"Как? Внук мой стихоплет, рифмач пустой и только?..." -
Обиженно сказал мой дедушка-портной. -
Дрянное ремесло! В нем прибыли нисколько,
Уж лучше б он, как я, умел владеть иглой!"
Но фея говорит: "Прекрасное призванье,
Утешься, старичок, его на свете ждет:
Осушит он слезу несчастного в изгнаньи,
И песенка его в народе не умрет".
Так песнь ее лилась, и первые печали
Под звуки песни той волшебной утихали.
Друзья! Вчера сидел я слабый и унылый,
И вдруг она опять явилась предо мной,
Та фея прежних дней, с улыбкой сердцу милой,
И шепчет: "Ты уж стар и грустен ты порой,
Но верь... И в старости - безрадостной пустыне,
Как марево, блестит воспоминаний рой;
В них сладость ты найдешь и будешь жить отныне
В кругу своих друзей воскреснувшей душой!"
Так песнь ее лилась, и снова замолчали
Под звуки песни той сомненья и печали.