ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА
из песочницы
Ваня (в кучерском ярмячке)
Папаша! кто строил эту дорогу?
Папаша (В пальто на красной подкладке)
Граф Петр Андреевич Клейнмихель, душенька!
(разговор в вагоне)
1
Славная осень! Здоровый, ядреный
Воздух усталые силы бодрит;
Лед неокрепший на речке студеной
Словно как тающий сахар лежит;
Около леса, как в мягкой постели,
Выспаться можно — покой и простор!
Листья поблекнуть еще не успели,
Желты и свежи лежат, как ковер.
Славная осень! Морозные ночи,
Ясные, тихие дни…
Нет безобразья в природе! И кочи,
И моховые болота, и пни —
Всё хорошо под сиянием лунным,
Всюду родимую Русь узнаю…
Быстро лечу я по рельсам чугунным,
Думаю думу свою…
2
Добрый папаша! К чему в обаянии
Умного Ваню держать?
Вы мне позвольте при лунном сиянии
Правду ему показать.
Труд этот, Ваня, был страшно громаден —
Не по плечу одному!
В мире есть царь: этот царь беспощаден,
Голод названье ему.
Водит он армии; в море судами
Правит; в артели сгоняет людей,
Ходит за плугом, стоит за плечами
Каменотесцев, ткачей.
Он-то согнал сюда массы народные.
Многие — в страшной борьбе,
В жизни воззвав эти дебри бесплодные,
Гроб обрели здесь себе.
Прямо дороженька: насыпи узкие,
Столбики, рельсы, мосты.
А по бокам-то всё косточки русские…
Сколько их! Ванечка, знаешь ли ты?
Чу, восклицанья послышались грозные!
Топот и скрежет зубов;
Тень набежала на стекла морозные…
Что там? Толпа мертвецов!
То обгоняют дорогу чугунную,
То сторонами бегут.
Слышишь ты пение?… «В ночь эту лунную,
Любо нам видеть свой труд!
Мы надрывались под зноем, под холодом,
С вечно согнутой спиной,
Жили в землянках, боролися с голодом,
Мерзли и мокли, болели цынгой.
Грабили нас грамотеи-десятники,
Секло начальство, давила нужда…
Всё притерпели мы, божии ратники,
Мирные дети труда!
Братья! вы наши плоды пожинаете!
Нам же в земле истлевать суждено…
Всё ли нас, бедных, добром поминаете
Или забыли давно?…»
Не ужасайся их пения дикого!
С Волхова, с матушки Волги, с Оки,
С разных концов государства великого —
Это всё! братья твои — мужики!
Стыдно робеть, закрываться перчаткою,
Ты уж не маленький!.. Волосом рус,
Видишь, стоит, изможден лихорадкою,
Высокорослый, больной белорус:
Губы бескровные, веки упавшие,
Язвы на тощих руках,
Вечно в воде по колено стоявшие
Ноги опухли; колтун в волосах;
Ямою грудь, что на заступ старательно
Изо дня в день налегала весь век…
Ты приглядись к нему, Ваня, внимательно:
Трудно свой хлеб добывал человек!
Не разогнул свою спину горбатую
Он и теперь еще: тупо молчит
И механически ржавой лопатою
Мерзлую землю долбит!
Эту привычку к труду благородную
Нам бы не худо с тобой перенять…
Благослови же работу народную
И научись мужика уважать.
Да не робей за отчизну любезную…
Вынес достаточно русский народ,
Вынес эту дорогу железную —
Вынесет всё, что господь ни пошлет!
Вынесет всё — и широкую, ясную
Грудью дорогу проложит себе.
Жаль только — жить в эту пору прекрасную
Уж не придется — ни мне, ни тебе.
3
В эту минуту свисток оглушительный
Взвизгнул — исчезла толпа мертвецов!
«Видел, папаша, я сон удивительный, —
Ваня сказал, — тысяч пять мужиков,
Русских племен и пород представители
Вдруг появились — и он мне сказал:
„Вот они — нашей дороги строители!..“»
Захохотал генерал!
«Был я недавно в стенах Ватикана,
По Колизею две ночи бродил,
Видел я в Вене святого Стефана,
Что же… всё это народ сотворил?
Вы извините мне смех этот дерзкий,
Логика ваша немножко дика.
Или для вас Аполлон Бельведерский
Хуже печного горшка?
Вот ваш народ — эти термы и бани,
Чудо искусства — он всё растаскал!»
— «Я говорю не для вас, а для Вани…»
Но генерал возражать не давал:
Ваш славянин, англосакс и германец
Не создавать — разрушать мастера,
Варвары! дикое скопище пьяниц!..
Впрочем, Ванюшей заняться пора;
Знаете, зрелищем смерти, печали
Детское сердце грешно возмущать.
Вы бы ребенку теперь показали
Светлую сторону…
4
— Рад показать!
Слушай, мой милый: труды роковые
Кончены — немец уж рельсы кладет.
Мертвые в землю зарыты; больные
Скрыты в землянках; рабочий народ
Тесной гурьбой у конторы собрался…
Крепко затылки чесали они:
Каждый подрядчику должен остался,
Стали в копейку прогульные дни!
Всё заносили десятники в книжку —
Брал ли на баню, лежал ли больной.
«Может, и есть тут теперича лишку,
Да вот поди ты!..» — махнули рукой…
В синем кафтане — почтенный лабазник,
Толстый, присадистый, красный, как медь,
Едет подрядчик по линии в праздник,
Едет работы свои посмотреть.
Праздный народ расступается чинно…
Пот отирает купчина с лица
И говорит, подбоченясь картинно:
«Ладно… нешто… молодца!.. молодца!..
С богом, теперь по домам, — проздравляю!
(Шапки долой — коли я говорю!)
Бочку рабочим вина выставляю
И — недоимку дарю…»
Кто-то «ура» закричал, Подхватили
Громче, дружнее, протяжнее… Глядь:
С песней десятники бочку катили…
Тут и ленивый не мог устоять!
Выпряг народ лошадей — и купчину
С криком «ура» по дороге помчал…
Кажется, трудно отрадней картину
Нарисовать, генерал?..1
1Печатается по Ст 1873, т. II, ч. 4, с. 127–137, с исправлением эпиграфа по С.
Впервые опубликовано: С, 1865, № 10, с. 547–552, с подзаголовком: («Посвящается детям») и фиктивной датой: «1855».
В собрание сочинений впервые включено: Ст 1869, ч. 4, с датой: «1864», с восстановлением цензурного пропуска ст. 25–28 (перепечатано: Ст 1873, т. II, ч. 4). Подзаголовок в Ст 1879 снят, очевидно, по указанию поэта.
Автограф не найден. Авторизованная копия, поданная Некрасовым в цензуру в 1864 г., с надписью «Назначается не для журнала, а в общее собрание стихотворений» — ЦГИА, ф. 777, оп. 2, ед. хр. 9, л. 29–31.
К. И. Чуковский полагал, что замысел произведения относится к самому началу 1860-х гг. (ПСС, т. II, с. 681). В настоящем издании принимается дата: «1864» (по Ст 1869).
Эпиграф в «Современнике» оканчивался словами: «Граф Петр Андреевич Клейнмихель, душенька!», в остальных прижизненных и посмертном изданиях было: «Инженеры, душенька!». Это изменение, очевидно, цензурное. Так, в донесении цензора Ф. П. Еленева от 24 ноября 1865 г. говорилось: «Хотя прямой смысл этого эпиграфа в связи со стихотворением не заключает в себе оскорбления для бывшего главноуправляющего путями сообщения, но некоторые могут видеть здесь другой, скрытый смысл; во всяком случае подобное выставление имен высших правительственных лиц крайне неуместно» (цит. по: Гин М. От факта к образу и сюжету. М., 1971, с. 191). О тексте эпиграфа см.: Гин М. М. О своеобразии реализма Некрасова. Петрозаводск, 1966, с. 160, 165 (в защиту варианта «Клейнмихель»); Бухштаб В. Я. Заметки о текстах стихотворений Некрасова. — В кн.: Издание классической литературы. Из опыта «Библиотеки поэта». М., 1963, с. 260–266 (в защиту варианта «Инженеры»), М. М. Гин полагает, что «за Клейнмихелем <…> стоят слишком мощные тени: с созданием первой большой железной дороги России, так или иначе, связаны оба царя российских — „почивший в бозе“ Николай I и царствовавший Александр II» (Гин М. От факта к образу и сюжету, с. 201).
Первая в России Николаевская (ныне Октябрьская) железная дорога между Москвой и Петербургом, строителем которой считался главноуправляющий путями сообщения граф П. А. Клейнмихель, была построена в 1842–1852 гг. Некрасов показывает, кто и как в действительности строил эту дорогу. В мае 1864 г. цензурный комитет запретил печатание «Железной дороги», поскольку здесь «объясняется генеральскому сыну картина мучений, испытываемых рабочим людом при постройке железных дорог; генерал — представитель другого быта, другого сословия, смеется над участью рабочих…» (Евгеньев-Максимов В. Некрасов как человек, журналист и поэт. Л., 1928, с. 237).
В 1865 г. Некрасов воспользовался освобождением журнала от предварительной цензуры и напечатал стихотворение в «Современнике», выбросив, однако, некоторые острые места и отнеся его посредством даты «1855» к другой эпохе. Несмотря на это, член совета Главного управления по делам печати Мартынов так охарактеризовал «Железную дорогу»: «Автор утверждает, что люди, употребленные на работах, „гроб обрели здесь себе“, что рельсы дороги вместо подушек укрепляемы чуть ли не на „косточках русских“, что начальство „секло народ“, предоставляя ему право „мерзнуть и гибнуть от цинги в землянках“ <…> Наконец, в эпиграфе упомянуто, вещь всем известная, что главным строителем дороги был граф Клейнмихель, очевидно с целью возбудить в читателях негодование против этого имени, рассчитывая на страшную эффектность стихотворения…» (Евгеньев-Максимов В. Последние годы «Современника». Л., 1939, с. 107). 4 декабря 1865 г. министр внутренних дел ГГ. А. Валуев приказал: «Принимая во внимание, что <…> в стихотворении „Железная дорога“ сооружение Николаевской железной дороги изображено как результат притеснения народа и построение железных дорог вообще выставляется как бы сопровождаемым тяжкими для рабочих последствиями, министр внутренних дел определил: „объявить второе предостережение журналу „Современник“ в лице издателя-редактора дворянина Николая Некрасова“» (там же, с. 110–111). Это ставило журнал под удар, так как после третьего предостережения он подлежал закрытию.
Стихотворение тематически близко тому, что писали об условиях строительства железных дорог Н. А. Добролюбов («Опыт отучения людей от пищи», 1860), В. А. Слепцов («Владимирка и Клязьма», 1861) и др. Вообще поэт опирался на многочисленные и разнообразные материалы, связанные с железнодорожным строительством в России (см.: Гаркави А. М. Еще об источниках стихотворения «Железная дорога». — О Некр., II, с. 291–295). Но, конечно, смысл некрасовского произведения шире: раздумья о судьбах народа в прошлом, настоящем и будущем, изображение разных сторон жизни народа и взгляд с разных точек зрения на него. Это определяет очень сложную форму стихотворения, где в органическом единстве предстают пейзажная зарисовка, элементы баллады, песня, живой спор, сатирическая картина.
«Железная дорога» оказывала на читателей, особенно на молодежь, громадное революционизирующее воздействие. «Я был тогда в последнем классе военной гимназии, — вспоминает Г. В. Плеханов. — Мы сидели после обеда группой в несколько человек и читали Некрасова. Едва мы окончили „Железную дорогу“, раздался сигнал, звавший нас на фронтовое учение <…> Когда мы стали строиться, мой приятель С. подошел ко мне и, сжимая в руке ружейный ствол, прошептал: „Эх, взял бы я это ружье и пошел бы сражаться за русский народ!“» (Плеханов Г. В. Литература и эстетика, т. 2. М., 1958, с. 199).
Видел я в Вене святого Стефана… — Собор святого Стефана — архитектурная достопримечательность Вены, заложен в XII в., современный вид принял в XIV–XV вв.
Или для вас Аполлон Белъведерский Хуже печного горшка? — Генерал перефразирует строки Пушкина из стихотворения «Поэт и толпа» (1828).
Термы — древнеримские бани.