Я спал и был свой сон, свой сын, я был как сад лишенных плоти палок, был возведен в осенний сан осин, был черной музыкой ворон и галок. Квадригой похоронной небо шло и озеро слезилось, как глазница. Я одолел такое ремесло, каким никто живой не соблазнится. Я спал как плод, не ведавший тягот, отведавший бесплотность отчужденья от ветви. И замкнулся черный год, и наступает холод пробужденья. То, что казалось ясным и простым, как взор покойника, где всё и ничего нет, теперь горчит и ест глаза, как дым, и мрак столетний тела к жизни клонит.
