Сия земля была унылым Божьим лугом, и вал на Волхове ревел, как тяжкий вол. Господь-оратай сам большим зеленым кругом в усердной пахоте свой верный град обвел, дабы не преступил предела бес лукавый, ни муринов его отъявленная рать. И травы райские курчавою оравой бегут на Божий вал в цветочки поиграть. Невесту обвил он повязкой изумрудной, завязан на веках, что крепкий узелок. Недаром сам Господь сохою многотрудной от векового сна здесь поднимал залог. Софийской мудрости он перстень обручальный. Куда я ни пойду – повсюду он за мной. В годину радости и в черный час печальный, как обруч, катится великий вал земной. Еще крепится персть. Но сей Софиин перстень от истовых врагов как я обороню? Здесь вспаханы века, и я, их робкий сверстень, Бог весть какой посев в три следа бороню. И кто бы ни был тот божественный оратай, Господь или народ, он так набушевал, что по векам бежит мохнатый и объятый зеленой яростью, но не девятый вал.
