В разливанном море пива и в бездонном горе слез зачат был неторопливо маленький туберкулез. По ночам лежала слякоть, насморк бил во все платки. С пьяных глаз хотелось плакать, проклиная взрыв тоски. И, собравшись у окраин и с трудом набравшись сил, одинок и неприкаян, ветер кашлял, ветер выл. Это счастье, наше ль, ваше ль: тенью быть перед стеной? Вдоль по крыше шлялся кашель, хриплый, ржавый, жестяной. В каждом звуке, в каждом жесте, в запахе от поздних роз слышен отзвук ржавой жести с именем "туберкулез". Как мотало, как хлестало! Как рвались деревья жить! Но последние листало листья, чтоб их закружить. И звенели за стаканом серебристые рубли, исчезали за туманом золотые корабли. Высоко, на дальней мачте чайка хлопала крылом… Так не пейте и не плачьте, а живите напролом.
