Гордо голову откинув, будто граф на эшафоте, в бледной белой маске мыльной, равнодушно руки свесив, я на кресле восседал. С манекенною улыбкой Парка наших дней стояла надо мной и заносила свежевыточенный нож. В этой маске полусмертной душно стало мне и грустно, и я вспомнил, как смеялись ветрено-прозрачный Моцарт, искромечущий Россини и забавник Бомарше.
