В дыму морозном теплый дом встает, как будто утро внове. В печи Гоморра и Содом, хозяйка соляным столпом застыла, стоя наготове. Непозабытый грех ночной и счастье, счастье на подковах – как лошадь с потною спиной от плотской тяжести свиной и поцелуев стопудовых. Опять в сумятице волос, как в диком первобытном мире, опять услышать довелось объятий, поцелуев, слез роняемые грузно гири. Вновь собиралась страсть в прыжок, и как в припадке Божьей мести, пройдя жару грудей и щек, сернистый дождь любви ожег всех тех, чей грех, кто были вместе. И суждена им кара дня. Ломота бродит по предплечью, и черной ночи головня в дожде домашнего огня лежит, охваченная печью.
