Я растерял далекой клятвы звенья, – слезой звеня, рассыпались они, – забыл в припадочном благоговеньи растущие на теплых холмах дни. Забыл, как руки ввысь протягивает семя, как старческой корой подернут лик осин, – и в день седьмый покинул семью, в которой был приемыш, а не сын. Запамятовал я, как в черном чистом поле звенело полногласие луны, как тосковали по эфирной доле и каменным богам молились валуны. Мне ночь повалена, как смертная колода. Я думу о семье, как пот мужицкий, стер. Была, была как луг широкая природа и головокружительный простор! Но, память дикая, ведь с самого утра ты поскачешь без меня, как лошадь без узды, перебирать утехи и утраты от червяка до нищенской звезды. Я шел кругами, по слепой спирали, как тело в жидкости, и догонял судьбу, но травы из земли всё так же выпирали и шелестели на моем гробу. Я шел леском, утратившим одежды, был жалобным куском сухого вещества. Я был Иван, последний сын Невежды, не помнящий великого родства.
