Озера Божии лежат вокруг, как лужи отлившегося шесть или семь веков дождя. Ты вышла на лужок, ребенок неуклюжий, плечами скорбными неловко поводя Большеголовая, – ни малец, ни девчушка, – невеститься тебе еще не выпал срок, и смотришь, как в лугах запуталась речушка, как бегает в кустах братишка-ветерок. И мыслишь медленно о хлебах и о рыбе, о чуде благостном, о Кане и вине, о том, что семь веков стоишь ты на отшибе, что семь веков мечты ты берегла во сне, что сватов не ждала, что не знавала блуда, что ты росла, чужим улыбки не послав, но что тебя, Руси малюсенькое чудо, брал на руки к себе и нежил Ярослав. И вспоминаешь ты, как мыслей живописных по стенам доходил до неба пестрый строй. А ныне ты стоишь, стоишь в былых и присных, стоишь гусятницей и доброю сестрой. Как лужи Божии, лежат вокруг озера, и снова над тобой склонилась тишина. И с младших братьев ты опять не сводишь взоры, хотя душой давно ты опустошена.
