Розу юности качая, теребя атласа складки, губ движенья подмечая, ты сидела подле чая, возле лета в беспорядке. Подличая, как мерзавец, словно хулиган с тоски, ветер у ночных красавиц вдруг повырвал лепестки. Личность темная – он сгинул: не догонишь подлеца. Только розы щек он кинул в краску, в нежный пот лица. Вечер шел и торопился, щебеча, как ручеек. Чуть дыша, нескоро пился мелкотравчатый чаек. В жизни пахло земляникой, легкой россыпью дождей. И звалась ты Вероникой, роза юности моей. Средь теней, больших и карих, от очей, ушедших вкось, ты ломала, как сухарик, время, нежное насквозь. Розу юности качая, затворив горячий рот, ты выходишь после чая, жизнь свою с моей сличая, от калитки до ворот. И тогда тебя за дело неожиданно и мглисто лето краешком задело – белой бабочкой батиста. И теперь – как будто вправе – взмахом чувства бросишь ты розу юности на гравий, в душный омут темноты.