Я только грустный птицелов, и существую я спьяна. Передо мною стол сполна, огромный праотец столов. Передо мной окно висит, в нем птицы легкие поют, в нем дождик пальчиком стучит, как мальчик, ищущий приют. Силка натягивая нить, иду я тонких птиц ловить. Уводят в темные леса их расписные голоса. Но плачет дождь, но молит дождь, идя за мной от пьяных рощ, а я с повешенной рукой иду, как стадо чувств, домой, и бродит стадо, как волна, качая вечное руно, и существую я спьяна с дождливым миром заодно. В руке сорока говорит каким-то странным языком. Вдали на всех ногах бежит ко мне родимый дымный дом. В нем идол дела встал в углу в тенях китайских на полу. В нем в бледном шорохе бумаг я сам – как идол или маг. В нем самый потаенный звук не избежит крикливых рук. Вокруг него несется сад. В нем бродит пиво наугад, играют дети и вино… Вновь предо мной висит окно, вновь предо мною стол сполна, огромный праотец столов, и существую я спьяна, как неудачник-птицелов.
