Вы просили описать вам все прелести в пейзаже – озера тишь да гладь, луга Божью благодать и дождя детали даже. Слишком много мелочей, оживленных мелочишек. Пусть поет их мелочижик в куче листьев и лучей для сентиментальных мишек и нахмуренных грачей, употребляющих ручей как зеркало чужих речей для отраженья их умишек. Но во мне тьма сомненья и презренья грозный фунт. И нужно бы дать в стихотвореньи с ястребиной точки зренья всех пейзажей контрапункт. С точки зренья ястребиной начинаю опись так: день стоит неистребимый под рубиновой рябиной, день ребячески любимый, день – пастушеский простак. Я пейзажную тайну выдам вам тихохонько и вдруг. Вот, щеголяя голым видом, ходит озеро вокруг и за собою водит хоровод. Ему бы закрыться камышом, а не вертеться нагишом, развернув просторы вод. А вот торчит на паре ног беспризорный паренек. Кнут, как молния из пакли, в руке божественной зажат, и декорациями на спектакле тени деревьев полулежат. Живописно, точно канонада, валит повсюду пестрое стадо, и, запинаясь о пенек, пригожий прыгает денек. Друг мой, если есть охота, а сказать точнее – блажь, запишите этот пейзаж, но таких, как он, – без счета.
