Поломан, исковеркан, престарелый ветер стоит. Иду, бряцая душой, как связкой ржавых ключей. Под своды тяжкой природы скрывается скорбный звук. Деревья в суровой опале, надвинувши плащ, сидят, сидят дубы под замками, и заперты губы мои. И слышу в глуби подземной, у сердца бряцанье ключей, и там, за седьмой печатью, на девятом божественном небе, – перста одинокий обломок, – лежит мое Существо. Открою я разом засовы, замок ударит, как гром, и хлынут на волю липы, от воздуха опьянев. Облака оборвутся с башен, журавли возвестят свободу, и совершится пришествие моего золотого Перста. А я, роняя тело, обрету огромное слово, как широкие руки, брови раскинув на лбу моем. Вдоль его полированной сферы, в каплях пота ушедшей в вечность, побегут ягнячьей походкой нарисованные облака. И гордого ветра постройка придет с размаху в движенье, и, заповедь презирая, земля кувырком полетит.
