Подвергнут разному лишенью, переменяюсь, но в лице ль? И я опять вещам – мишенью, и мне опять предметы – цель. Я в мире будто на квартире, и, ничего не изменя, я – круг завороженный в тире, и всё нацелено в меня. Сдается, что, легки и шатки, придутся нынче по душе и картонажные лошадки, и куклы из папье-маше. Судьба по корешку билета входного желтым ногтем черть! И пристальнее пистолета мне прямо в сердце смотрит смерть.
