Торжественно вращающийся год как человечество огромное бредет. И бестолковые овечьи дни, толкаясь, и пыля, и стукаясь в плетни, скача нещадно через пни, быков пугаясь, как хозяев хмурых или богов, – бегут себе они, и безобидно мил слепой сумбур их. А может быть, они волкам сродни – овечьи дни, да в волчьих шкурах. Как жеребьи, бегут они волной – то белые, то черные. Но старый мой взор, слезясь, считает их одной, невероятно серою отарой. Пусть, к ним став задом, мог бы я забыться, но всё равно я буду видеть вслух: ведь по сухой грязце так цокают копытца, а за околицей так влажно дышит луг. Вскипая, словно мыслей пузыри, над черною землей висят аэростаты, и вдоль сознания, по краешку зари, проходит год домой, усталый словно стадо.
