Четырнадцать раз касалась луна офицерского галуна, и четырнадцать раз отходила она от красавца и от лгуна. Над столом был воздух, как пепел, сер. За столом сидел офицер, он сидел и курил, и курил и сидел, и висок воспаленный седел. И стучалась опять, как коханка, луна в уши ветреника и лгуна. А по стульям в окно улепетывал дым, не найдя себе оправдания. Офицер становился совсем седым и несдержанным, как рыдания. На столе бушевала бутылка вина, но и в ней проплывала луна. Ветер шлепался в сад, обрываясь с окна, и бутылка была пьяна. "Круглый месяц как сыр я катаюсь здесь, – говорит седой офицер, – от девиц удавиться, повеситься весь я готов, дорогая ma chиre. Я упился жизнью в этот час, – говорит седой офицер, – je vous aime* , я теперь обожаю вас, lune belle et lune claire!**" И в пятнадцатый раз луна подошла – анемичная дева зла. И был бледен и шаток ее поцелуй средь журчания винных струй. Пепел – лунные горы… И смерти пример… "Где бутылка, мундштук, табак и…?" – Опустился до полу офицер и пустился выть собакой.
