Сергей ПетровОДА НА ЗАТМЕНИЕ СОЛНЦА 19 ИЮНЯ 1936 ГОДА

Люблю сей Божий гнев.
Тютчев

1
С утра занемогла природа,
с недугом жаркий спор ведя,
пока не ринулась погода
холодной оспою дождя.
В сумбур веснушек, капель и рябин
погружены ладони, локти, лица.
В глубокой оспе шумная столица
берез, черемух и рябин.
Сгинь, непогода, пропади, исчезни!
Почто смущаешь небо ты?
Под покровительством болезни
деревья, травы и цветы.
Хворать им даже очень просто:
с березы валится береста,
а с крыши лупится короста,
и мира бледное лицо –
как бы кукушечье яйцо.
2
Один в болезненном просторе я
стою и в похоти, и в лени.
Вокруг меня обсерватория
академических явлений.
Ко мне подходят лица. Горе им,
ладони положили нб щеки.
А там, за грозным плоскогорием,
с оружием вскрывают ящики,
и мороки грозят с опушки нам,
что станет черным белый свет,
и повторяю вслед за Пушкиным,
что от судеб защиты нет.
3
Так началось. Смотри да слушай,
как это длилось с полчаса,
как переглядывались с лужей
растрепанные небеса.
Сиди да жди. Хоть сам заплачь,
когда уже терпенье на исходе.
Но наконец к страдающей природе
явилось время – этот верный врач.
Какое он ей прописал лекарство,
то знает только Бог один…
Шумит окрепнувшее царство
берез, черемух и рябин.
Листва еще кипит в сумбуре,
еще в ней бьется чувство бури,
еще неможется Натуре:
ее долит то хлад, то жар.
Она пыхтит, как самовар.
4
Уже пошли – погнал же ливень их! –
пенечки по лужайкам топать,
и солнце, словно стертый гривенник,
прокатывалось хмуро в копоть.
На зуб деньги добротность пробуя,
разверзлась молча пасть драконова.
Увижу ль также и утробу я,
и хвост, и когти зверя оного?
А над избенками погаными,
где днями сумрак ночевал,
шумливым табором с цыганами
зеленый мир закочевал.
5
О, зелени переселенье!
И смотрят люди, онемев,
оцепенев от удивления,
на непонятный Божий гнев.
Не занавес спускается с небес,
а черная библейская завеса:
не стало ни лугов, ни леса,
и самый горизонт исчез.
Куда девалось солнце в орифламме?
Настала черной нечисти пора.
Тревогу бьет петух крылами,
герольд навозного двора.
К нему бегут с испугу куры,
кудахчут, крепостные дуры,
баран молчит, как грешник хмурый,
и только гордый витязь гусь
готов спасать святую Русь.
6
Померкло. Солнца нет. Как в пропасти,
оно исчезло из бинокля,
и от волненья и от робости
сам удержаться я тут смог ли?
Лежит в канаве величавая
свинья, спросонок тихо хрюкая:
в навозной жиже полуплавая,
она мудрей, чем тварь двурукая.
Вдруг под стеклом, покрытым сажею,
открылся крупнозвездный свод,
и кто-то рать увидит вражию
и крыльев ангельских полет.

19 июня 1936 – 16 августа 1942