Пересекая площадь, дерево плелось, позеленевши до корней волос; оно притащилось сюда с бульвара, изнемогая от стыда и жара. На бульваре скамейки от ветра шатались, на бульваре праздные люди шатались, на бульваре осталось место пустое; земля не попустит такого простоя. Я занял место, и вот расту я, без слов, без листьев, еще пустуя, еще без рук, без любви, без ресниц, без пенья весенних взбесившихся птиц. По бульвару идет за каретой карета, говорят, что теперь разразилось лето. По бульвару стучит за коляской коляска; от жары на колясках потрескалась краска. Из колясок – и скрежет зубовный, и лязги, из-под колес – и грязи, и дрязги. Я же впросонках и вижу со сна: моей природы бушует весна, лезет чувство наружу, как прозелень листочка, – это зренье сквозь ветки и мысль между строк. И распускается коричневый, как почка, мой карий, карий мой в золоте зрачок.
