Лень. Виноградная усталость. Зачем же ночь воспалена? Где ты, снегов московских талость, заляпанная пелена? Кто стерпит дольше? И с нагаром свечи соперничает ночь, и смята рукопись недаром – грязна, как русский снег, точь-в-точь. У Ночи много разных версий – грузинских, питерских ночей. Воспеть ли персиянок перси, сиянье черное очей? Они давно уже воспеты, они – как нудная молва. Какие липкие конфеты – рахат-лукум, нуга, халва! Лень. Виноградная истома. И что ты, царский казначей, мне можешь вычитать из тома восточных паточных ночей? Презренье к язычкам и жальцам! Любезней враг, чем сват и кум. Но как всё липнет к бледным пальцам – чернила, кровь, рахат-лукум. Ворчат у виселиц собаки, и круглый катится предмет в предутреннем последнем мраке. О Рок! О Мойра! О Кисмет! Зевает в скуке тихой яма, куда ты злую душу пнешь. Какой же стих Омер Хайяма пред тем, как я паду, шепнешь?
