Как те глаза, в которых нету слез, которым все их выплакать пришлось, так эта даль пустынная суха, и кажется, что смерть есть некий род греха. Вы умерли, Вы никогда не знали, чту нынче – осень ли, весна ли. Вы умерли, а то бы Вы сказали: "Зачем мудрить? Ведь это чепуха. Быть надо проще, проще, проще!" А город стал и сер и стар, и узкой улицей одни сплошные тещи с корзинкой тащатся, как зимы, на базар. Спина повернута, как тяжкая картина. Не разберешь, где зад, а где корзина, и можно ль свеклу отличить от лиц? Копейку стоят слезы на базаре, и то в воскресный день, когда из деревень сойдутся три-четыре конских хари и худоногая, в овчине, зябнет тень. Тогда в копейку слезы на базаре. И, хлопнув по рукам, пора бы порешить… Вы умерли, а то бы Вы сказали, что Вы успели грех свой пережить, что иногда грешить отнюдь не трудно. Вы умерли. А то бы Вы сказали, что можно спать, гадая непробудно и разводя руками про любовь, где собеседницею – в ленточках гитара, и желтую жевать морковь, что теща иль свекровь Вам принесла с базара.