Быть может, некогда, в Начале, когда была в пеленках речь, ночам суровым назначали нам детство сонное сберечь. И зрели мы тогда воочью, как душу брали нам ветра, надменной посланные Ночью, непроходимой до утра, как, гриву превративши в струны, гремел в степях широкий конь, как звонко падали перуны в молитвой полную ладонь. Всё нам являлося вплотную и подступало к горлу вдруг. И одесную и ошую был камень, лес, топор и звук, грехопаденья и ошибки… И сон еще не кончен мой. И неуверенно, как в зыбке, качаюсь я в ночи глухой. И эта ночь всё что-то значит, всё пышет звездами она. Заутра день переиначит ее немые письмена.
