Горе, полымем горя, ничего не говоря, в середине января на санях подъехало. У ворот пошли смешки сразу, как игра в снежки. Всё кругом, давясь с тоски, ахало да эхало. Горе ехало в кабак с делом, скверным как табак. Пара бешеных собак из ворот – навстречу им. Вверх задрались два хвоста. Распахнулись ворота. Брань валила изо рта местным красноречием. Дух на улице хмельной, слух по улице дурной, и поклонец поясной, от икоты окая, горе бьет, и вот тогда нараспашку, без стыда из ворот идет беда шумная, широкая. Горе стало умолять, шапку с головы ломать. А беда – ебена мать! В сани мигом сели – и горе шапку набекрень, на гармошке трень да брень, и гуляли целый день на селе в веселии.
