Я встал, немного ошалев, пред обветшалым входом в хлев. Смущен до глубины лица, растерянно сказал я: "А". И проблеяла слабо "Бе!", покрыта шерстью, Вещь в себе. И шерсть без Меры и Числа на все Окрестности росла. Она косматила луга, она входила в берега, и, как мохнатая волна, к ладони ластилась она, свисала с сучьев и ветвей уже пушистых тополей, едва-едва издалека гнала ягнячьи облака и, как туман, в вечерний час низиной шла помимо нас. Лицо мне обвевал зефир. Я созерцал мохнатый мир. Мою измученную персть покрыла бешеная шерсть. Мы вместе стали есть и пить и звуков азбуку учить, мы стали в кубики играть, слога да буквы составлять. Какие длинные слова! От них болеет голова. Но про себя храню мечту: быть может, что-нибудь прочту. 5 марта 1934
