Все празднуют, а я сижу, дежурю и жду из дали некую беду, и на душе досаду, будто бурю, быть может, я под утро наведу. И одинокие уходят сутки, и сон уже дежурит за спиной. Но я еще в себе, в своем рассудке, и только ремесло мое виной тому, что я сижу в служебном кресле и жду, ломая на кусочки ночь, чтобы родные мертвецы воскресли и попросили чем-то им помочь. Я помощь срочная на случай мрачный, я как бессонная рука врача. А за окном по улице прозрачной уже бежит заря из кумача.