Тема Востока полноправно вошла в русскую литературу уже в XIX веке — с поэзией М. Лермонтова и Я. Полонского. В начале двадцатого столетия немало вдохновенных отрок посвятил Востоку И. Бунин, автор "Завета Саади" и "Роз Шираза". В 20-е годы к теме Востока обращались многие современники Есенина. Незадолго до Есенина в Иране побивал В. Хлебников, фрагменты его "восточных" стихотворений звучали в московских поэтических кафе, в его отзывах о Персии переплелись явь и сон, реальность и фантазия.
К своему Востоку Есенин шел исподволь и сознательно в течение целого ряда лет. Он был глубоко убежден в том, что древневосточная классическая литература — необходимая для совершенствования поэтического мастерства учеба. "Я еду учиться, — писал он. — Я хочу проехать даже в Шираз и, думаю, проеду обязательно. Там ведь родились все лучшие персидские лирики. И недаром мусульмане говорят: если он не поет, значит, он не из Шушу, если он не пишет, значит, он не из Шираза". Эту восточную поговорку Есенин использует затем в стихотворении персидского цикла "Руки милой — пара лебедей...":
Если перс слагает плохо песнь,
Значит, он вовек не из Шираза.
Побывать в Персии поэту не удалось. Его "Персидские мотивы" написаны под впечатлением поездок на Кавказ в 1924—1925 годах, и для них характерны основные мотивы есенинского творчества. Главная из них — тема любви. Любви в широком смысле слова, не только к женщине, но и к России, к жизни, к природе, к Востоку.
Есенинские "Персидские мотивы" — своеобразное осуществление ранней и давней мечты поэта написать книгу "Стихи о любви". Поэтому по мере написания новых стихотворений цикла поэт неоднократно делал их перестановку. Располагая произведения не по хронологическому, а по сюжетному принципу, Есенин таким образом раскрывает историю любви своего лирического героя.
По сравнению с прежними произведениями любовь в "Персидских мотивах" выступает в романтическом ореоле.
В "Персидских мотивах" немало параллелей с классическими образцами восточной поэзии. Но Восток в есенинском цикле — лишь романтический фон того лирического повествования, главным героем которого является русский поэт, рязанец. Отсюда употребление типично русских разговорных слов и выражений в "восточных" стихотворениях: "незадаром", "нынче", "страшно похожа", "угощай, да не очень", "дела нет", "сроду не пел" и т. д.
Любовь к России явственно присутствует в каждом стихотворении "Персидских мотивов". Однако если в открывающем цикл стихотворении "Улеглась моя былая рана..." память о родине — противопоставление русских обычаев чуждым поэту средневековым нормам морали ("Мы в России девушек весенних На цепи не держим, как собак, "Поцелуям учимся без денег, Без кинжальных хитростей и драк"), то в стихотворении "Шаганэ ты моя, Шаганэ..." — глубокая ностальгическая тоска по родным полям и "дальней северянке".
Образ ржаного русского поля, встречающийся в четырех из пяти строф стихотворения, становится его своеобразной метафорой, символом далекой родины. Рассказывая о самом дорогом, любимом для него, поэт прибегает к гиперболе ("Потому что я с севера, что ли, Что луна там огромней в сто раз..."), сознательно, как мастер высочайшего класса, виртуозно владеющий родним языком, нарушает нормы грамматики: "Я готов рассказать тебе поле...". Как известно, грамматическая норма требует употребления в данном контексте глагола "рассказать" с предлогом "о" (рассказать о поле). Однако "рассказать поле" — выразительнее, глубже, экспрессивнее, чем общепринятое литературное "рассказать о поле", оно сближается по значению с глаголом "высказать" — высказать душу. А стихия души и сердца в есенинском поэтическом мире — важнейшая.
Характерную особенность "Персидских мотивов" составляют лирические повторы — своеобразные средства усиления эмоциональной выразительности. Неоднократно поэт использует лексическое или строфическое "кольцо" — композиционно-стилистический прием, традиционный в восточной поэзии. Все пять строф стихотворения "Шаганэ ты моя, Шаганэ!.." — интереснейшие примеры строфического кольца. Однако это не главное. Главное же в композиции этого произведения то, что его первая строфа составлена из начальных и заключительных строк всех строф и содержит в себе все те теми и мотивы, которые получат развитие в последующих строфах:
1. Шагана ты моя, Шаганэ!
2. Потому что я с севера, что ли,
3. Я готов рассказать тебе поле,
4. Про волнистую рожь при луне.
5. Шаганэ ты моя, Шагана.
6. Потому что я с севера, что ли,
7. ..........................
8. ..........................
9. ..........................
10. Потому что я с севера, что ли,
11. Я готов рассказать тебе поле,
12. ..........................
13. ..........................
14. ..........................
15. Я готов рассказать тебе поле,
16. Про волнистую рожь при луне.
17. ..........................
18. ..........................
19. ..........................
20. Про волнистую рожь при луне.
21. Шаганэ ты моя, Шаганэ!
22. ..........................
23. ..........................
24. ..........................
25. Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Таким образом, стихотворение напоминает венок сонетов с той разницей, что магистральный стих помещен здесь не в конце, а в начало произведения. "Шаганэ ты моя, Шаганэ!.." написано трехстопным анапестом:
= = =´ = = =´ = = =´.
Здесь в значительной степени размер уже задан именем героини — Шаганэ, поставленным в начале строки.
Есенинские "Персидские мотивы" — это не только и не столько живые впечатления от увиденного и пережитого. Поэт так глубоко проникся прелестью этого неповторимого мира, что сам отчасти поверил в то, что побивал в Персии. В трех из четырех известных вариантов автобиографии он указывает на это обстоятельство: "Сергей Есенин" (1922), "Автобиография" (1923), "Автобиография" (20 июня 1924). "Ах, и я эти страны знаю, Сам немалый прошел там путь...", — писал поэт о небывшей Персии в стихотворении "Эта улица мне знакома..." (1923).
