В переломные 20 - 30 гг. в Польше перебывало очень много замечательных людей. Некоторые из них косвенно или непосредственно были участниками, связанными с тогдашней бурной эпохой, символом которой была первая мировая война, перемены на карте Европы, как следствие этой войны, а также достопамятные "десять дней, которые потрясли мир", в октябре 1917 г. в России.
В эти годы в Польше очутилось много больших интеллектуалов, среди них артистов и писателей из России. Польша, расположенная между Востоком и Западом, играла роль островка на пути, на котором находили краткую или продолжительную передышку те, кто, не желая примириться с переменами в недавно огромной царской империи, пробирались на Запад.
Я лично пробовал свои первые шаги в журналистике. Это звучит гордо, на самом же деле выглядело очень скромно. Мне было неполных 19 лет. Я был начинающим студентом юридического факультета в одном городе, в Вильне. Желание писать появилось у меня еще в школьные годы. Нечто, что я называл "литературными фельетонами", помещал в нашей школьной газетке. Основали мы ее с коллегами еще в шестом классе виленской гимназии. Нас опекал и, собственно редактировал газетку обожаемый нами полонист, профессор Станислав Казарин. Он был не только педагог, но также - журналист и театральный критик. Со временем, он стал моим близким другом и редакционным коллегой.
Одним из первых органов ежедневной печати, на страницах которой появились первые мои статьи, за моей подписью, было "Слово", широко известная газета, как известно, не только в Вильне, но также во всей интеллектуальной Польше. Редактировал "Слово" тогда еще не Станислав Мацкевич, знаменитый позднее "Цат", но известный литератор и журналист Чеслав Янковский 1. Он был влюблен в театр и литературу. Это был близкий друг моей семьи. Поэтому великолепно знал, что я страстно люблю театр и хочу писать о нем. Помещал я в его газете "Слово" первые мои короткие рецензии театральные и, даже, фильмовые. До сегодняшнего дня остались в моей памяти мудрые советы Янковского: "Если хочешь стать настоящим театральным критиком, то необходимо пойти в самый захудалый театр на самое захудалое представление и постараться суметь найти то, что в этой постановке самое наилучшее. Никогда также не надейся на "чутье" и не поддавайся чужим мнениям. Будь экономным в словах. Многословие затемняет и затирает мысль, образ". Поучал также Янковский, что журналист или литератор (он не видел разницы между этим занятием) должен ежедневно, т.е. постоянно расширять свой интеллектуальный, мысленный горизонт. Этому способствует общение с интересными людьми и наблюдательность разных случаев и различных ситуаций.
Именно в те годы, о которых я вспомнил уже вначале, представлялось немало таких случаев. Исключительную заинтересованность вызывали в то время в польских творческих кругах многие выходцы из России. Заинтересованность эта была понятна также и не только в кругах артистических. Хотя и артистический круг нельзя недооценивать: символизм в России - как передовое направление в творческих кругах старшего поколения объединял, накануне революции, больших, признанных в то время писателей и большие индивидуальности. Многие из них, как известно, примирились по крайней мере сразу с "десятью днями, которые потрясли мир".
В то время я был очень далек от того, что называется политической симпатией или антипатией. Меня интересовали попросту люди, которых я слышал или читал. А читал я очень много: по-польски, по-русски, по-французски, т. к. с детства хорошо знал эти языки. Интересовала меня особенно русская художественная литература последнего времени. В Вильне было много библиотек, богато снабженных произведениями русской литературы.
У меня уже был некоторый опыт журналиста в виленской прессе, когда будучи в кафе, в так называемом "Stralle", где постоянно собирались артисты, журналисты, литераторы для каждодневного обмена "новинками", я узнал, что в Вильно прибудет знаменитый Дмитрий Мережковский. И, что вместе с ним приезжает его супруга - поэтесса, автор нескольких прозаических произведений и драматургических также - Зинаида Гиппиус. Мережковский должен был выступить с докладом в Вильне. Его имя в Польше было широко известно. Его исторические произведения были переведены на польский язык и другие европейские языки и не только. Его охотно в Польше читали. Предсказывали ему премию Нобеля. Менее известны у нас в Польше его эссе, критическо-литературные наброски, а также сюжетные философско-мистические. Необходимо вспомнить, что Мережковский, в начале своей творческой деятельности, писал также стихи, очень в то время популярные, особенно у молодежи конца прошлого столетия. Но больше он все-таки был известен, как автор трех знаменитых исторических романов, представленных, как неких красочных фресок, основанных на фактических глубоких знаниях эпохи, но посвященных своеобразной драме гениальных личностей, которым суждено было жить и действовать в эпохах или очень преждевременных или очень запоздалых. Известны были также его драматические произведения, а среди них - трагедия "Царь Павел I", которая шла на сценах Польши 2. Эта постановка имела тем больший успех, что в ней создал неповторимый образ Павла I Казимеж Юноша-Стемповский 3. По прошествии многих лет, когда я брал у него интервью для журнала "Артистические новости" (издаваемый в Вильне театрально-артистический журнал в течение ряда лет), в котором я тогда сотрудничал, он сказал, что не знает в мировом репертуаре другого, так сценически написанного произведения , которое давало бы артистам столько возможности для раскрытия человеческих переживаний и духовного внутреннего облика человека.
Жена Мережковского Зинаида Гиппиус также принадлежала в дореволюционной России к известным представителям русского символизма, но ее известность и популярность, как и творческое значение, были несравнимо ниже популярности автора "Юлиана Отступника". Мережковские очутились в Польше непосредственно после выезда из России, несмотря на то, что до революции считались очень прогрессивными, не смогли примириться с теми переменами в России, которые произошли после февральской и октябрьской революций. Поселились в Варшаве. Как раз в это время варшавские театры заинтересовались драматическим творчеством Мережковского. Вскоре, как Мережковский, так и Гиппиус становятся близкими сотрудниками, издаваемой в то время в Варшаве русской газеты "За свободу". Это был орган довольно большой группировки русских эмигрантов, находящихся тогда в Варшаве. Редактором был некто Д. Философов, известный до революции русский публицист из так называемых "кадетских" кругов, приближенных к известному Милюкову.
Относительно недавно стало известно, оказалось, что тогдашние польские власти не только позволяли издавать эту газету, но и частично ее субсидировали, передавая в руки Философова определенные суммы. Но это частности.
А тогда, когда Вильно посетил Дмитрий Мережковский вместе с супругой, я попал на его доклад только благодаря журналу "Театральный обзор" ("Przeglad Artystyczny"), так как получить билет было почти невозможно. Популярность Мережковского тогда в Польше была действительно огромна. Особенно в Вильне, где было много польской интеллигенции, связанной студенческими годами и еще недавним проживанием в русской столице, связанных с творческими кругами Петербурга, вообще России. Когда я попал в зал (это обширный актовый зал Университета Стефана Баторы 4), то в нем нельзя было поместить шпильку. Мережковского и его супругу ввел в зал на небольшую эстраду профессор Марьян Здеховский, известный ученый, который был в то время, если не ошибаюсь, деканом и профессором Университета Стефана Баторы 5. Был он, между прочим, знаменитым знатоком русской литературы, а в особенности творчества М. Лермонтова и Чаадаева. Был, кроме всего, фанатическим монархистом, что ему не мешало, однако, от времени до времени на своих лекциях и во многих статьях выражать очень прогрессивные взгляды.
Меня разочаровал внешний вид Дмитрия Мережковского. Я его воображал совершенно иным. Увидел небольшого роста, довольно тщедушного немолодого человека в темном костюме. Продолговатое, худощавое лицо "украшала" острая седая бородка. На носу торчали старосветские очки, которые он каждую минуту протирал шелковым зеленым платочком, все время, как-то гротесково, кивая головой.
Рядом с ним гордо выступала худая, высокая женщина (дама) в длинном черном платье, украшенном странным высоким воротником. После я узнал, что это был воротник в модном тогда стиле Марии Стюарт. Внимание привлекала ее необыкновенная прическа. Завитые, рыжеватые с проседью волосы создавали что-то не столько ареола, как скорее "клубка змей". У нее были огромные зеленоватые глаза с расширенными зрачками. Создавалось впечатление, что она гипнотизирует ним собравшихся. Она была гораздо выше супруга, и поэтому держала его не под руку, а за руку. Профессор Здеховский поочередно по-польски и по-русски представил и приветствовал гостей, подчеркивая их большие заслуги и известность не только в русской, но также в европейской и мировой литературе, затем уступил место докладчику, т. е. Д. Мережковскому.
Писатель сделал несколько шагов вперед, потянул за собой супругу. "Моя жена, - представил он торжественно зычным голосом, - знаменитая поэтесса, писательница, драматург! Но прежде всего - поэтесса!" И неожиданно, не ожидая реакции собравшихся, зааплодировал. Вполне понятно, что публика присоединилась к его аплодисментам. Гиппиус по-королевски несколько раз слегка поклонилась, после чего заняла место рядом со Здеховским за президиальным столом. И только после этого Мережковский приступил к докладу. Говорил не очень разборчиво, довольно тихо, голос у него был довольно тонкий. Часто делал паузы, протирая нервно очки. И тем не менее, говорил безусловно интересно и образно. Темой его доклада была, как он выразился "нужда в светлых и впечатлительных Дон-Кихотах в эпоху, когда суровая действительность не благоприятствует "странствующим рыцарям". Доклад был короткий. Публика наградила докладчика громом аплодисментов. Аплодировали, может не столько содержанию доклада, сколько самому докладчику.
Иное впечатление произвело выступление Зинаиды Гиппиус. Стоя перед публикой гордо выпрямленная, чуть-чуть охрипшим низким голосом она как будто выбрасывала из себя короткие прерывистые предложения: "Поэзия - это красота мира! Это - красота, а не грубая сила, спасет мир!" После нескольких предложений, в этом стиле, она стала декламировать свои стихи. Делала это с огромным пафосом, шпигуя декламацию странными неожиданными паузами. Это вызывало скрытые усмешки среди публики, в сумме, однако, магия ее знаменитого тогда имени, а прежде всего, имени ее мужа, создавали успех.
Здеховский во время выступления Гиппиус чувствовал себя явно неловко, не без смущения глядя на патетически завывающую поэтессу.
Немного позже я встретил Зинаиду Гиппиус в иных обстоятельствах. Выступала уже не как поэтесса и подруга жизни знаменитого мужа, но как драматург, автор довольно посредственной пьесы "Зеленое кольцо". Эта пьеса была ею написана до революции. Прапремьера состоялась в одном из авангардных в то время петроградских театров - в театре Новом 6. Действовал он всего лишь пару лет, ставил исключительно пьесы символико-мистического характера. "Зеленое кольцо" ("Зеленый перстень") не имел тогда большого успеха, хотя критика заметила, что "произведение это в не банальной форме затрагивает проблемы любви и смерти". Вот именно эту пьесу поставил действующий в то время в Варшаве русский студийный театр, явно, между прочим, любительский. Это был так называемый Театр Студийный, руководимый бывшим актером театра Станиславского в Москве (МХАТ), Васильевым-Сикевичем и его супругой Галиной Гуляницкой. Может, сперва несколько слов о ней и ее отце. Это была русская артистка, выступавшая в случайных в то время в Польше русских театральных постановках, дочь известного промышленника с Волыни, богатого помещика - Степана Гуляницкого. Он был очень известен в театральных кругах в Варшаве. А все потому, что, влюбившись в дочь своего управляющего на тридцать лет моложе его, красивой девушке, которая как раз мечтала о карьере фильмовой "звезды", делал все, чтобы сделать из нее актрису. Не жалел для этого ни энергии, ни денег. Финансировал фильмы, в которых она должна была играть. Оплачивал знаменитых артистов, каких только она желала иметь партнерами. Была известна под псевдонимом Альмы Кар. В действительности называлась Анна Дегтярева. Специальной уж красавицей она не была, но была очень ловкой и оборотистой. В одном из фильмов, какие для нее снимал Гуляницкий, партнером ее был знаменитый в те годы "звезда" европейского фильма, серб по происхождению, необыкновенно красивый - Иван Петрович. В этом фильме, кроме Петровича, выступали также артисты такой величины, как Александр Зельверович, Евгений Бодо и Александр Жабчинский. Сыграл также небольшой "эпизод" сам Гуляницкий. Удалось ему выступить рядом со своей любимой под псевдонимом Артур Гуцкий...
Гуляницкий также желая "смягчить" возмущение своей дочери, разгневанной разными "аморами" отца, финансировал организацию и дальнейшую деятельность Театра-Студии. Занятия и репетиции Студии проходили в небольшом зале возле Пассажа Сименса, в окрестности улицы Сенаторской. Спектакли проходили в разных, специально нанятых для этого залах.
Пьеса Зинаиды Гиппиус была поставлена на сцене этого театра ввиду популярности и славы обоих Мережковских в артистических и литературных кругах Варшавы. Попал я на этот спектакль, точнее премьеру, уже как рецензент. Попросил меня об этом, чтобы я написал "несколько приятных строк" тогдашний редактор и основатель журнала "Театральный обзор" ("Przeglad Artystyczny"), известный и уважаемый в артистических кругах всей Польши, а именно Феликс Любежинский. Это был редкостный оригинал (тип). Прекрасный знаток театра и сердечный друг всех, особенно молодых артистов. По причине близорукости он не узнавал на улице даже своих близких, кроме того, всегда путал, переделывал все фамилии и имена тех, о ком говорил.
Перед началом премьеры Гиппиус вместе с супругом прохаживалась, окруженная друзьями (среди которых находился также редактор газеты "За свободу", Философов) в фойе. Выглядела она эффектно, но довольно необыкновенно. На ней было черное платье. Накидка из горностаев. На руках черные перчатки, украшенные золотыми перстнями. Бледная, очень сильно напудренная и снова - неестественная прическа, напоминающая клубок змей. Зеленые, очень расширенные глаза внимательно следили за публикой, наполняющей зал. Перед началом спектакля выступила лично. Стояла несколько секунд неподвижно перед занавесом, затем постепенно повышая голос продекламировала какое-то свое стихотворение. Сделала паузу и, вдруг высоко поднимая голову, громко воззвала: "Красота спасет мир! Это вам говорит поэт! Это вам я говорю!" После произнесения этой "истины" скрылась в просцениум.
"Зеленый перстень" не имел успеха. Даже в газете, наиболее приязненной для Мережковских, "За свободу", появилась кисло-сладкая рецензийка, не лишенная злостных акцентов. Из польских критиков самую мягкую, вежливую, но банальную рецензию написал, насколько помнится, Тадеуш Коньчиц. Знал, между прочим, лично Гиппиус и принадлежал, как сам неоднократно говорил, к любителям ее недюжинного оригинального таланта. Его мнение не разделяла, однако, его супруга, уважаемая артистка сцен варшавских Альдона Ясиньска... Автором рецензии в русской газете "За свободу" был член коллегиум редакторского, известный и очень в свое время популярный в России и за ее границами, писатель и драматург, Арцыбашев.
Копия автографа воспоминаний из семейного архива Сергея Поволоцкого (Лодзь, Польша).
Сергей Поволоцкий.
