ПЕРВЫЙ ШАГ В ЕВРОПУ
из песочницы
Как дядю моего, Ивана Ильича,
Нечаянно сразил удар паралича,
В его наследственном имении Корсунском, —
Я памятник ему воздвигнул сгоряча,
А души заложил в совете опекунском.
Мои домашние, особенно жена,
Пристали: «Жизнь для нас на родине скучна!
Кто: „ангел!“, кто: „злодей!“ вези нас за границу!»
Я крикнул старосту Ивана Кузьмина,
Именье сдал ему и — укатил в столицу.
В столице получив немедленно паспорт,
Я сел на пароход и уронил за борт
Горячую слезу, невольный дар отчизне…
«Утешься, — прошептал нас увлекавший черт, —
Отраду ты найдешь в немецкой дешевизне», —
И я утешился… И тут уж недолга
Развязка мрачная: минули мы брега
Священной родины, минули Свинемюнде,
Приехали в Берлин — и обрели врага
В Луизе-Августе-Фернанде-Кунигунде.
Так горничная тварь в гостинице звалась.
Но я предупредить обязан прежде вас,
Что Лидия — моя дражайшая супруга —
Ужасно горяча: как будто родилась
Под небом Африки; в ней дышат страсти юга!
В отечестве она не знала им узды:
Покорно ей вручив правления бразды,
Я скоро подчинил ей волю и рассудок
(В сочельник крошки в рот не брал я до звезды,
Хоть голоду терпеть не может мой желудок),
И всяк за мною вслед во всём ей потакал,
Противоречием никто не раздражал
Из опасенья слез, трагических истерик.,
В гостинице, едва я умываться стал,
Вдруг слышу: Лидия бушует, словно Терек.
Я бросился туда. Вот что случилось с ней..
О ужас! о позор! В небрежности своей,
Луиза, Лидию с дороги раздевая,
Царапнула слегка булавкой шею ей,
А Лидия моя, не долго размышляя…
Но что тут говорить? Тут нужны не слова;
Тут громы нужны бы… Недвижна, чуть жива,
Стояла Лидия в какой-то думе новой.
Растрепана коса, поникла голова:
«На натиск пламенный ей был отпор суровый!..»
Слова моей жены: «О друг, Иван Ильич! —
Мне вспомнились тогда. — Здесь грубость, мрак и дичь,
Здесь жить я не могу — вези меня в Европу!»
Ах, лучше б, душечка, в деревне девок стричь
Да надирать виски безгласному холопу!1
1Печатается по Ст 1874, т. III, ч. 6, Приложение 3: Юмористические стихотворения разных годов, с. 219–221, где ошибочно датировано: «1861», без ст. 51.
Впервые опубликовано: С, 1860, № 5 (ценз. разр. — 29 апр. и 19 мая 1860 г.), «Свисток» № 5, с. 36, не полностью, без подписи, с подзаголовком: «Письмо первое», в составе заметки Н. А. Добролюбова «Отъезжающим за границу». Заканчивал публикацию стих «И тяжко я вздохнул о родине моей» с двумя строками точек. Так же заканчивается стихотворение и в настоящем издании: сокращение текста в Ст 1874 носило явно цензурный характер (см. об этом: Некр. сб., V, с. 164–165).
В собрание сочинений впервые включено: Ст 1874.
Автограф не найден.
Датируется 1860 г. по времени первой публикации. В докладе Главного управления цензуры это стихотворение отмечено в числе определяющих «вредное» направление журнала: «Здесь <…> уже без всяких уловок, без всяких разысканий в чужой истории или законодательстве указывается на ненормальное положение нашего отечества» (Евгеньев-Максимов В. «Современник» при Чернышевском и Добролюбове. Л., 1936, с. 431).
В журнале каждая строфа была разделена на две части: в первой три стиха, во второй — два, отчего выходило нечто похожее па терцины Данте. Добролюбов в названной выше заметке восхищался формой стихотворения («это что-то дантовское») и его общественным смыслом: «Жизненность содержания дает ему силу, нусть читатель сам судит…» (Добролюбов, т, VII, с. 469).
«На натиск пламенный ей был отпор суровый!..» — неточная цитата из стихотворения Пушкина «К вельможе» (1830): «Здесь натиск племенный, а там отпор суровый».
