Я вдруг узнал, что кроется в фонтанах. О деревах таинственных, стеклянных, Мне кажется, я мог бы говорить Почти как о слезах своих горячих, Которые, мечтаньями захвачен, Растратить торопился и забыть.
Но руки, простираемые в небо, Необоримо тянутся к земле. Вечернее я знаю запустенье, Аркады парков, тлеющих во мгле, Оград и статуй бледные виденья, Прозрачные девичьи песнопенья, Потемками блуждающие слепо, Дыханьем тающие на стекле.
Едва воспомню все, что было с нами, С фонтанами, с несбыточными снами, Влекомый ниспадением воды, Я узнаю в лицо ночную смуту, Я узнаю неуловимый зов Рассеянных повсюду голосов, Струящихся, витающих повсюду. Я узнаю открытые пруды, Небес расплывчатые очертанья, Не подающих вида, что заране Существованье наше и сознанье Их прихотью уже предрешено, Так в мироздании заведено. Меж божеством и верой расстоянье Всех разделяет в противостояньи. Быть может, противостоим и мы Кому-нибудь. Быть может, к нам воздеты Молитвы их. Быть может, их поэты Хвалебные слагают нам псалмы. И трепетных светильников мерцанье Из рук их слабых к нам обращено... Быть может, в час последний, час страданья Нас проклинают эти существа И тщетно ищут облик божества, Теряемого в разочарованьи... По нашим лицам бродит смутный блик, Но в нем не отразится божий лик.
