Стихи или прозу любого автора этого периода – будь он эмигрант или художник – не сможет читатель понять так легко, как понимает Пушкина или Гоголя. Нет, разумеется, мы говорим не об общедоступности произведений гениев века XIX, а лишь о том, что в многоплановых их творениях всегда есть та внешняя часть, которая удовлетворит читателя поверхностного и явится дорогой к глубинам, к истинному содержанию произведения для читателя "настоящего". В творениях же века XX серебряного внешний план обыкновенно отсутствует. Произведение литературы первой четверти столетия – загадка. Более того, автор начала века – загадка не меньшая: что ни судьба, то легенда, рай для биографа, дающий возможность сочинить жизнеописание художника, отличное от многих подобных, но – так и не приблизиться к разгадке пути Мастера.
Думается, эту разгадку следует искать в творчестве, а не теряться в глупейших предположениях относительно прототипов и событий, толкнувших творца на создание произведения искусства. Ведь именно в творчестве, как правило, и отражается весь путь поэта, писателя…
В творчестве художник размышляет о судьбах искусства, обращается к себе самому как к части искусства. Ярко и оригинально выражены такие обращения в лирике С. Есенина, который не просто просматривается сквозь образ лирического героя, но называет своего собеседника:
Сергей Есенин.
Скучно мне с тобой,
Сергей Есенин,
Подымать глаза.
"Скучно" - это слово рефреном пройдет через шесть строф стихотворения. Ему, автору этих строф, надоело бессмысленно звучать вместе с поэтом Есениным. Что "ему" с того, что крылья взлетят и опустятся под высоким небом, и весенняя гроза с ее ритмом, звоном, запахами окажется заключена в результате волшебного взмаха в двух строках: Проплясал, проплакал дождь весенний, Замерла гроза. Гроза поймана со всем ее глухим стуком капель по крышам – четкий рисунок повторяющейся группы [прапл] и одного [л] в конце первых двух слов – и особенностью последней капли, стекающей по стеклу – [рл] с переходом на [р] и [з] во второй из приведенных строк, - но что это дает? Этим "напевом" не разбудить "дедовских могил", не сотворить чуда… Слово изменяет мир Поэта, не доносит его до читателя, упивающегося "красным вечером" стихотворения, но не видящего в нем Художника.
Читателю нужен не поэт-человек с его переживаниями, а только поэт-творец "вечеров". Человек же способен "всколыхнуть" немногих других поэтов небольшого круга – автор не зря называет здесь две фамилии, еще более конкретизируя, сужая этот круг. А "других", не посвященных в творчество, "сон" поэта лишь "встормошит" отголоском той волны, что живет в стихах его. Но это безразлично уже Художнику, он видит бессмысленность искусства: ведь "все так же день взойдет с востока, так же вспыхнет миг"… Автору ясно, почему волшебные зеркальные "напевы" Сергея Есенина "не изменят лик земли": уста поэта навсегда "пригвождены ко древу", к тому древу, которое во второй строфе предстает "небесным" - к вечности. Наряжая "сон" в слово, стихотворец обрекает его (сон) на жизнь "в томах тяжелых", а не в ветре. Книга "не стряхнет листа" с ветки, а ветер умрет в тяжелой словесной оправе… Но автор не обвиняет поэта. Поэт не выбирает: путь предопределен. Навсегда простер глухие длани Звездный твой Пилат, - и участь Художника – сочетание несовместимого всегда противоречие: ветер его снов неясен, а слова, понятные людям, способны нарисовать момент "сна", но не передать его движение – движение ветра… И – пик стихотворения: автор его и Сергей Есенин сливаются в единое. Теперь строка звучит молитвой, а не рассуждением: Или, Или, лама савахфани, Отпусти в закат. "Боже! Зачем ты меня оставил?" - эти слова кричал Иисус на кресте, эти же слова повторяет Поэт.
Он молит о вечном закате, неизменяемом ничем земным, том самом закате, что у Булгакова назван "покоем" - просит о возвращении в истинный дом Мастера, Художника, Творца… Путь художника перед нами – от юношеского восторга перед собственным могуществом до зрелого крика о бессилии. Остается лишь добавить, что стихотворение написано двадцатидвухлетним поэтом, который не только знал о предначертанности Пути, но и угадывал его – наверное, поэтому творчество Есенина, несмотря на раннюю его смерть не "раннее", а полное, и стихи двадцатых годов мы называем "зрелыми". Он знал и хотел успеть совершить все задуманное... Он успел все.
В ранней поэзии Есенина запечатлен образ крестьянской Руси кануна Великой Октябрьской революции. Поэт видел Русь кроткой, печальной, и тяжелая жизнь родины продолжала тоску и боль в его сердце и поэзии:
Ой ты, Русь, моя Родина кроткая,
Лишь к тебе я любовь берегу.
Веселая твоя радость короткая
С громкой песней весной на лугу.
Искренняя любовь к родной земле, выразившаяся в своеобразных переживаниях и настроениях, придала его произведениям особое, неповторимое, есенинское звучание, которое мы всегда различим в музыке русской лирики. В поэзии Есенина подлинно русские образы и картины, живая народная речь, поистине здесь "русский дух" и "Русью пахнет":
Пахнет рыхлыми драченами,
У порога в дежке квас,
Над печурками точеными
Тараканы лезут в паз.
Вьется сажа над заслонкою,
В печке нитки попелиц,
А на лавке за солонкою
Шелуха сырых яиц.
Мать с ухватами не сладится,
Нагибается низко,
Старый кот к махотке крадется
На парное молоко.
("В хате".)
О материнской любви и любви к матери в русской литературе написано много замечательных произведений. Лирическое стихотворение Есенина "Письмо к матери" по праву занимает среди них одно из первых мест. Образ матери, кровно связавший поэта с рязанской землей, усиливал его любовь к родному краю.
