Песни-сказки Высоцкого: "Лукоморья больше нет", "Про дикого вепря"
Любимого лирического героя Высоцкого мы узнаем и в его песнях-сказках. Сам Высоцкий говорил о том, что он ценит прежде всего в человеке: "В мужчине ценю сочетание доброты, силы и ума. Когда я надписываю фотографии пацанам, подросткам и даже детям – хоть это к делу не относится, – обязательно пишу ему: “Вырасти сильным, умным и добрым”. А женщине я написал бы: “Будь умной, красивой и доброй”". Обращаясь к сказочным сюжетам, поэт их трансформирует, осовременивает, но герой остается истинно русским, бескорыстным, своеобразным Иванушкой-дурачком, который в конце концов оказывается самым умным. Высоцкий награждает его еще и своим автобиографическим качеством – "поперечностью", правом самостоятельного выбора в противовес навязыванию чужого мнения. Таков герой сказки "Про дикого вепря" (1966), где "опальный стрелок", своего рода диссидент, берется спасти родное королевство от страшного зверя, но при этом категорически отказывается принять в качестве награды королевскую дочь:
А стрелок: "Да это что за награда?!
Мне бы – выкатить портвейну бадью!"
Мол, принцессу мне и даром не надо, –
Чуду-юду я и так победю!
Особенно интересна с этой точки зрения песня "Лукоморья больше нет" (1967), которую автор назвал "антисказкой". Любя Высоцкого, слушатели прощали поэту многое. Простили и своеобразную пародию на пролог к поэме А.С. Пушкина "Руслан и Людмила". Впрочем, правильнее было бы говорить в данном случае о творческом использовании пушкинских мотивов. В русской литературе издавна классические стихи использовались для злободневных памфлетов и фельетонов. Классический шедевр в таких случаях играет роль эталона, гармоничного идеала, на фоне которого рисуется дисгармоничная действительность. Процитируем отдельные строфы из этой песни:
Лукоморья больше нет,
От дубов простыл и след, –
Дуб годится на паркет – так ведь нет:
Выходили из избы
Здоровенные жлобы –
Порубили все дубы на гробы.
Ты уймись, уймись, тоска,
У меня в груди!
Это – только присказка,
Сказка – впереди...
Тридцать три богатыря
Порешили, что зазря
Берегли они царя и моря, –
Кажный взял себе надел –
Кур завел – и в ем сидел,
Охраняя свой удел не у дел.
Здесь и вправду ходит Кот, –
Как направо – так поет,
Как налево – так загнет анекдот, –
Но, ученый сукин сын,
Цепь златую снес в торгсин
И на выручку – один – в магазин.
Бородатый Черномор –
Лукоморский первый вор –
Он давно б Людмилу спер, – ох, хитер!
Ловко пользуется, тать,
Тем, что может он летать:
Зазеваешься – он хвать! – и тикать.
................................................
В общем, значит, не секрет:
Лукоморья больше нет, –
Все, про что писал поэт, это – бред.
Ты уймись, уймись, тоска, –
Душу мне не рань!
Раз уж это присказка –
Значит, сказка – дрянь.
Не всякому изысканному вкусу удовлетворяет это стихотворение, но в оригинальности, в остроумии и большой общественно-политической точности этому стихотворению отказать нельзя. И эта смешная песня-сказка на самом деле тоже очень грустная. У Пушкина знаменитый дуб ("У Лукоморья дуб зеленый...") является символом лада, гармонии, выражением русского национального духа, каким он сложился за целое тысячелетие. Гармоничен, напевен и сам пушкинский стих, его ритм, размеренный и плавный. Песня же Высоцкого написана о том, что в нашем русском отечестве наступил разлад, все пошло вкривь и вкось. И ритм стиха у Высоцкого иной – сбивчивый, прерывистый, дисгармоничный.
Мир пушкинской сказки светел, музыкален, гармоничен. Современный же мир в зеркале "антисказки" Высоцкого – это мир не чудесный, но чудовищный. Пронзителен, горек вывод автора... "Сегодняшнюю прозаическую действительность поэт поверяет меркой “старинного”, гармонического стиля, соотносит с моделью мироздания, явленной в пушкинском тексте. Сравнение, как видим, не в пользу современности – отсюда и ощущение боли, трагического сарказма"6.
В этой песне-сказке пушкинская ее основа очевидна и открыто обыгрывается. Но у Высоцкого в других текстах много скрытого, непрямого цитирования из самых разных произведений русской литературы. Поэтому чтение Высоцкого не всегда может быть легким, и с большей полнотой его тексты может понять только читатель подготовленный, знающий русскую классическую литературу.